Без вести пропавшие. Дмитрий Пичугин

Владимирович, сейчас принесу.

      Вскоре в кабинет вошли, как всегда, двое неразлучных друзей, Княжин и Кошкин, оба в очках, как профессора. Да в принципе в своей области профессора и есть. Лучше их никто не разбирается в теме идентификации неопознанных трупов.

      Нетерпеливо протянул руку.

      – Давайте запрос. Надо срочно ехать на Перепеченское. И вызывать маму. Ребята, мы его нашли! Мы лучшие!

      Но они молча сели на диван, переглянулись и замялись.

      – Вы чего? Запрос где? Почему не принесли? Что случилось?

      Заговорил Олег.

      – Дядя Дима, тут такое дело…

      – Да что случилось? Говорите уже.

      – В общем, это. Трупа солдата на Перепеченском кладбище нет.

      – Как нет? Вы что? Куда он делся?

      – Тут такое дело…

      И Олег рассказал, что все неопознанные трупы, обнаруженные на территории Москвы, действительно захоранивают на Перепеченском кладбище, но оказывается, через пять лет после захоронения их выкапывают и перевозят на Николо-Архангельское кладбище, где кремируют.

      – Олег, зачем? Это правда, Васильевич?

      – Правда, дядя Дима. Делается это с целью освобождения места под новые захоронения, иначе негде будет хоронить следующие неопознанные трупы.

      – Вот это новость! Сколько лет служу, не знал о таком.

      – Не знал, потому что мы с этим практически никогда не сталкивались. Всегда раньше находили.

      – Это да. Ну хорошо, слава богу, мы хоть по номеру его определили и тогда по фото опознание сделаем. Значит, получается, урна сейчас на Николо-Архангельском?

      Они вновь переглянулись.

      – Что еще?

      – У нас еще есть не очень хорошая новость. Точнее, очень нехорошая.

      – Что?

      – В общем, после кремации урны хранятся там один год. А потом – все.

      – Что – все?

      – Их уничтожают.

      – Как уничтожают?

      – Ну, под бульдозером.

      – Как так? То есть через шесть лет от человека не остается вообще ничего? Даже пепла?

      – Ну такие правила, Дмитрий Владимирович.

      Волосы у меня встали дыбом.

      – Когда он был захоронен?

      – Шесть лет назад, 20 марта.

      Я посмотрел на календарь. 19 марта.

      – То есть завтра урны будут уничтожены? И у нас остался всего один день?

      – Точно. Завтра же! – взялся за голову Княжин.

      – Срочно звоните в крематорий!

      Олег вскочил. Набрал номер.

      – Але, Лев Аронович? Здравствуйте, Олег Кошкин, МУР, сейчас передам трубку начальнику, Дмитрию Владимировичу.

      – Лев Аронович, здравствуйте. Вы урны еще не уничтожили? – закричал я в трубку.

      – Здравствуйте, Дмитрий Владимирович, – растерянно ответили в трубке. – Простите, какие урны вы имеете в виду?

      – Урны с прахом неопознанных трупов с Перепеченского кладбища.

      – А, эти. Дмитрий Владимирович, не извольте беспокоиться. Все уже готово, я все бумаги подписал. Завтра утром все уничтожим. Вы хотите приехать проконтролировать?

      – Не-е-ет! –