Города богов. Сергей Суханов

мазками постройки Тира, а звуки гавани в наступившем безветрии стали звонче и отчетливей, Геродот снова поднялся по засыпанной крупным гравием вымостке к портику священного участка.

      Остановившись в пронаосе храма, галикарнасец постучал пестиком по чаше. Раздался бархатистый вибрирующий звон. Где-то в глубине наоса слабо мерцало пламя неугасимого очага. Вскоре из полумрака показалась знакомая долговязая фигура жреца.

      – Деньги принес? – вместо приветствия спросил Хаммон.

      Геродот молча вынул драхмы.

      Пересчитав плату, жрец исчез в храме, а когда вернулся, то в руках держал холщовый мешочек и кружку-хою с горячей водой. Галикарнасец настороженно смотрел, как финикиянин вытряс из мешочка на ладонь несколько бурых шариков, бросил их в кружку, после чего размешал пальцем.

      – Хашеша, – спокойно сказал Хаммон, заметив вопросительное выражение на лице гостя. – Смолка горной конопли… Я ее лично собирал в новолуние… Ну и всякие безвредные добавки для аромата.

      Геродот сделал несколько глотков из хои. Напиток оказался терпким, кисловатым на вкус и слегка вяжущим рот, словно это был отвар из сосновой хвои и кожуры цитрона, называемого палестинцами этрогом.

      – Спать где? – спросил он, осматриваясь.

      – Да вот прямо здесь. – Жрец вытащил из груды тростниковых циновок несколько штук наугад, встряхнул их, после чего бросил на каменный пол пронаоса друг на друга. Еще одну подстилку сложил несколько раз, соорудив подобие подушки.

      – Ладно, сойдет и так… – лениво сказал Геродот, уже ощущая действие снадобья.

      По опыту инкубации в саисском храме Нейт он знал: как ты устроишься спать, по большому счету значения не имеет. Тогда у него под головой вообще была жесткая деревянная подставка, при этом спал он на соломенном тюфяке, едва ли более мягком, чем эти циновки.

      На него вдруг накатили слабость и безразличие к происходящему. Хотелось просто лечь, вытянуть ноги, а затем расслабиться в ожидании тьмы, которая почти сразу тебя накроет.

      После Саиса Геродот пристрастился к меконину. Благо найти сгущенный сок недозрелых маковых коробочек в любом порту ойкумены труда не составляло.

      А брикеты прессованной хашеши продавцы ката и листьев конопли в Канобе или Пелусии, как, впрочем, и на любом из островов Египетского моря, выкладывали на самое видное место.

      В конце концов, у каждого мужчины имеются свои слабости, один пьет вино без меры, другой волочится за каждой парой стройных женских ног, а третий жует, пьет или нюхает все, что одурманивает сознание. Есть и такие, кто успевает все сразу.

      Любой из этих недостатков, как ни крути, лучше кровожадности охранника, который забивает насмерть раба в эргастерии, или фалангиста, срезающего кожу с еще живого военнопленного под развешанным на дереве победы оружием во славу своего бога, такого же живодера, как и его адепт.

      Геродот быстро погрузился в беспамятство. Однако на этот раз сны были отрывочными и бессвязными. Сначала он увидел ущелье, по дну которого бежал горный ручей с крутыми перекатами и неожиданно тихими