Города богов. Сергей Суханов

отливал матовым желтым цветом. По фризу бежал узор из розеток, а на карнизе сидели голуби, тоже желтые.

      Пара толстых колонн на мощных базальтовых цоколях обрамляла узкий портик входа. Геродот подивился их странному цвету. Одна отсвечивала такой же матовой желтизной, другая искрилась в лучах восходящего солнца глубоким зеленым блеском. Ему даже показалось, что обе колонны сделаны не из камня.

      Галикарнасец в изумлении открыл рот.

      «Неужели золото и смарагды?!» – ошарашенно подумал он.

      Потом задрал голову: «Ух ты!.. Божественные символы на крыше тоже из чистого золота! И узор, и птицы… Так вот ты какой, храм Геракла…»

      Рассудок галикарнасца отказывался верить в существование подобной невероятной роскоши.

      – Эй! – Внезапно раздавшийся окрик на койнэ застал его врасплох. – Ты что хотел?

      На верхней ступени лестницы остановился худой бритоголовый человек средних лет в украшеном блестками хитоне и с миртовым венком на голове. Длинные руки финикиянина плетями висели вдоль бедер. Белая ткань хитона складками спускалась с угловатых плеч.

      «Жрец», – уверенно решил Геродот.

      Гиеродул не осмелился бы так запросто обратиться к посетителю на священном участке. Кроме того, на незнакомце была ритуальная жреческая одежда, а не рабочая набедренная повязка невольника.

      Галикарнасец дружелюбно помахал ему рукой. Потом подошел ближе.

      – Инкубацию проводите? – спросил он, глядя вверх из-под ладони, чтобы защитить глаза от палящего солнца.

      – Поднимайся, – односложно ответил жрец.

      Геродот поставил правую ногу на первую ступень с тем, чтобы последний шаг на пятую ступень пришелся на эту же ногу. В Элладе такая уловка считалась хорошим знаком.

      В пронаосе галикарнасец остановился.

      Он вдруг подумал: «А вдруг сюда не всех пускают… Как, например, в Эрехтейон на Акрополе не пускают дорийцев… Или как дорийцы Пятиградия в Малой Азии не пускают в храм Аполлона Триопийского всех остальных дорийцев… Не вышло бы чего».

      Но ту же переборол свою робость: если это так, то жрец должен был предупредить.

      Перед входом в храм Геродот разулся. Чуть задержался, рассматривая сюжеты резных дверей из кедровой древесины. Такие же изображения он когда-то в юности видел на свитке в библиотеке Лигдамида, поэтому знал, что они означают рождение Геракла-Мелькарта и последующее основание им Тира.

      На одной створке была изображена освободившаяся от бремени Астарта, возле ног которой лань выкармливала младенца Мелькарта. Сбоку к новорожденному богу подползала змея.

      На другой створке еще одна змея кольцами обвила пылающий в языках пламени ствол оливы. Сидящий на верхушке священного дерева орел не спускал глаз с блуждающих Амбросийских скал – будущей опоры Тира.

      Вслед за финикиянином Геродот перешагнул высокий порог, отделявший повседневний мир от мира божественного. При этом не удержался от того, чтобы потрогать нагретую солнцем поверхность