Приключения среди птиц. Уильям Генри Хадсон

дополнительно объясняя популярность Хадсона у читателя первой четверти ХХ века, когда буйным цветом расцвел спиритизм. О завываниях аргентинского ветра в пампасском рогозе Хадсон пишет как о призрачных созданиях, «беседующих и зовущих друг друга потусторонними голосами». В главе «Белая утка» повествователь вслед за персонажами индийской легенды, принявшими после смерти облик птиц, забирается выше парящих сапсанов в небесную страну. У Хадсона проводниками неземного практически всегда выступают птицы. Миллер добавляет, что в картине мира Хадсона математические и рационалистические доктрины (в особенности дарвинизм) входят в конфронтацию с последовательным спиритуализмом. Из научных течений ближе всего Хадсону был ламаркизм[1]. Дарвинизм, поначалу принимаемый им в штыки, к концу жизни занял определенное место в его мировоззрении. Воспитанный матерью в христианских традициях, в своих книгах он неоднократно называл себя анимистом. «…И не хватает старого доброго анимизма, чтобы с внезапной дрожью осознать, что их глазами или сквозь них кто-то наблюдает за наблюдающими нами – иная суть, иное бытие», – пишет Хадсон о насекомых.

      Подобно американскому мыслителю и поэту Генри Торо, автору знаменитой книги «Уолден, или Жизнь в лесу», Хадсон практикует физическое и духовное погружение в мир природы. Он пишет: «Одно из величайших наслаждений в жизни (я имею в виду свою жизнь) – на короткое время оказаться невидимкой в семейном кругу существ иного порядка, иной вселенной. Наслаждение это – более простое, чем кажется, и доступно каждому, кто его пожелает. Ведь многие из малых птиц совсем не против невинного любопытства с нашей стороны».

      В очередной раз обвиняя современного человека в клиповом мышлении, вспомним, что по сравнению с образом жизни и мыслей

      Уильяма Генри Хадсона, любое наше действие, даже чтение толстого романа за чашкой кофе с периодическим сличением образов книги с собственной жизнью (три в одном!), смотрится безнадежно клиповым. Чего стоят следующие пассажи из «Приключений»: «Сосны обступали мой укромный уголок темными красными колоннами, было удивительно тихо; просидев так с полчаса, я понял, что здесь можно провести и полдня…» Или: «Я мог наблюдать их [птиц. – Примеч. пер.] часами, и мне никогда не становилось скучно, даже если в птичьем обществе ничего не происходило». Современному человеку не вернуться к подобному образу мыслей, тем интересней наблюдать за его носителем. Впрочем, само повествование в большинстве глав «Приключений» достаточно динамичное. Хадсон мастерски переключает внимание читателя с темы на тему, с полушария на полушарие, с описания птицы на философское отступление.

      «Хадсон был одновременно старомодным романтиком и прозорливым мечтателем», – пишет орнитолог Стивен Мосс в книге «Журавль в небе» (2004) и определяет бренд Хадсона как сентиментально-спиритуалистический.

      Читая «Приключения», нельзя не обратить внимания на стиль Хадсона, характерный

1

В широком смысле к ламаркистским относят различные эволюционные теории (в основном возникшие в XIX – первой трети XX века), в которых в качестве основной движущей силы эволюции рассматривается внутренне присущее «живому веществу» и организмам стремление к совершенствованию.