Последний конвой. Часть 2. Виктор Романович Саморский

вернулся, держа в руках наполовину опустошенный рожок.

      – Это – все? – набросился на него Петр.

      – Да, – прохрипел очкарик, и после паузы добавил, – Крота убили, сволочи. Хороший мужик был, смелый.

      – Заткнись, – буркнул Петр, выдернул из рук очкарика магазин. Прищелкнул к автомату, взвел затвор.

      – Петруха, не дури, убьют нас. Лучше давай уходить.

      – К черту! Патроны ищи…

      Петр приподнялся, уперся локтями в бочку и дал очередь по наступающим. Затея и впрямь оказалась глупой, кочевники немедленно открыли ответный огонь сразу из десятка стволов. Вокруг засвистели пули, и Петр благоразумно скользнул обратно за баррикаду. Остаток патронов он выпустил не глядя, поверх бочек. Лишь бы в ту сторону.

      Вернулся очкарик, размазывая грязь по лицу, зашептал в самое ухо.

      – Петруха, там это… один живой. Помочь надо бы…

      – Где? – взвился Петр, – показывай дорогу.

      Очкарик проворно пополз вперед, Петр пристроился следом. Выжившим оказался толстяк, ранее назвавшийся «старшим». Как там его? Кузьма? Леха, вроде. Да, точно. Леха.

      Петр аккуратно потряс раненого:

      – Алексей Дмитриевич. Живой?

      Петр посветил зажигалкой на раненного вздрогнул, отшатнулся сдерживая рвотные позывы.

      – Петя, ты? – угадал по голосу толстяк, уставился невидяще куда-то в пространство, – контузило меня. Не вижу ничего.

      Петр быстро погасил пламя, стараясь не смотреть на изуродованное и обожжённое лицо Кузьмы.

      – Как там наши? Держатся?

      – Нет, – не стал врать Петр, – оборону прорвали. Почти все погибли. Может быть, кому-то удалось уцелеть и отступить, я не знаю.

      – Хреново, – помрачнел толстяк, попробовал приподняться, но упал обессиленный. Зашелся в приступе неудержимого кашля. Нашарил в кармане и протянул что-то невидимое в темноте.

      – Вот. Все что осталось.

      Петр взял из ослабевших рук снаряжённый магазин, пристегнул к своему автомату.

      – Дай мне, – прохрипел толстяк, – а вы уходите… в переулок… вдоль проспекта… Баржа не будет ждать вечно.

      Петр молча протянул ему свой Калаш. Кузьма сжал цевье мертвой хваткой, улыбка похожа на оскал.

      – Уходите!

      Петр оглянулся на очкарика:

      – Все, уходим. За мной!

      Затарахтел автомат толстяка, привлекая внимание нападающих.

      Петр резко оглянулся, быстрое движение слева – из переулка в пылающие бочки на всем ходу врезался военный джип с разбитыми стеклами и многочисленными пробоинами от пуль. В салоне блеснули металлом ящики. Совсем молодой парнишка за рулем, черная форма в крови, лицо бледное, глазищи в половину лица.

      – Мужики, я вам патроны привез, – едва слышно прохрипел он из последних сил, голова бессильно упала на рулевое колесо.

      Молодой чекист все-таки выполнил обещание, послал кого-то из новобранцев.

      – На убой.

      Поздновато ты, дружище, – вяло подумал Петр, – воевать то больше некому.

      А потом его мозг