Последний конвой. Часть 2. Виктор Романович Саморский

столько, сколько сможет.

      Он смахнул воду с лица и добавил почти неслышно:

      – Даст бог, свидимся еще.

      – На том свете!

      Петр не выдержал:

      – Заткнись, – сказал он одними губами, – ну сколько можно?

      Испугано огляделся по сторонам. Вроде бы никто не услышал. Подумают совсем сдвинулся от испуга, еще возьмут и «шлепнут» из перестраховки.

      – Симаков, – гаркнул чекист на возившегося с задним бортом водителя, – заводи! Едем на блокпост.

      Дождь пошёл еще сильнее, хотя совсем недавно казалось, что сильнее просто невозможно. Длинный ветвистый разряд на долю секунды осветил улицу, бледные и растерянные лица ополченцев, языки сизого дыма, поднимающегося над почти погасшими кострами. А уже через минуту двигатель грузовика взревел, выпустил клуб удушливо-тошнотворного выхлопа и, разбрызгивая грязь, покатил дальше.

      – Все, – прохрипел толстяк, – заваливаем проезд. Больше с этой стороны ждать некого.

      – А патроны же обещали привезти? – истерично крикнул кто-то из темноты.

      – Вроде большой, а в сказки веришь – ухмыльнулся толстяк, – в кузове под брезентом с десяток ящиков было. Я разглядел. Если бы хотели дать, то выдали бы сразу. Все, нас уже списали в расход.

      – Ну, чего стоим? Подмогайте, братцы! Бочки тяжеленные, зар-раза! Одному никак.

      Петр шагнул вперед, ухватился за шершавый ребристый край, потянул на себя…

      ***

      Шум со стороны площади усилился. Разобрать отдельные выкрики невозможно, сплошной неразборчивый гомон и терзающий душу вой. А потом прожекторы выхватили из темноты сразу множество изможденных и невероятно грязных тел, полуголых или облаченных в лохмотья. Окровавленные повязки, костыли, отсутствующие конечности, невероятная худоба, землистый цвет кожи. Некоторые босиком или в каких-то непонятных обмотках, сделанных на скорою руку из собственной одежды.

      Петр растеряно поводил стволом из стороны в сторону и смачно выругался. В руках у нападавших не было совсем ничего.

      Они что, вот так, с голыми руками, собрались идти на штурм?

      – И что теперь делать? Стрелять в безоружных?

      Петр непроизвольно оглянулся посмотреть – кто возмутился? Оказалось, тот самый очкарик, что разливал самогонку.

      – Оружие к бою!– заверещал толстяк, пытаясь перекричать шум, – открыть огонь по моей команде.

      Петр извлек из кармана магазин и пристегнул к автомату, снял с предохранителя, передернул затвор, вдавил приклад в плечо.

      – Я не смогу в безоружных, – простонал очкарик рядом, – да что мы, звери что ли?

      – Заткнись, – прошипел Петр, старательно прицеливаясь. Он постарался мысленно отгородиться от очкарика, но у него ничего не получалось. Тот продолжал скулить и бормотать над самым ухом, все время отвлекал, не давал сосредоточится.

      – Огонь! – рявкнул толстяк.

      Дружно грохнули полтора десятка автоматов, первый ряд наступающих повалился на асфальт. Бежавшие сзади перепрыгивали