Голод. Ана Рич

решила вернуться. Было бы идеальное февральское утро, если бы не противный рингтон моего будильника. Его трели звучали как нервный срыв в цифровом формате. Надо срочно заменить, пока не довёл меня до тика.

      Я села, свесив ноги с дивана, и выглянула в окно. Люди внизу спешили по своим делам, словно муравьи в слишком дорогих пальто. Небо было ясным – впервые за долгое время. Последний месяц солнце нас баловало всего пару раз. Всё остальное – серость и дождь, как внутри, так и снаружи.

      Я заправила постель, накинув на неё любимое розовое одеяло, которое привезла с собой из дома. Оно всё ещё пахло чем-то родным – смесью маминого кондиционера и детских воспоминаний. Медленно потянулась, чтобы разбудить тело, и побрела в ванную. Надо было не просто проснуться – вернуться к себе.

      Под душем я стояла дольше обычного. Горячие струи стекали по коже, смывая с меня остатки сна и что-то большее – остатки боли, которую я носила внутри всё последнее время. Три недели в больнице – это не просто срок. Это измерение. Пространство между жизнью и выносливостью. Я не могла спать, ходить, даже дышать без дискомфорта. Каждый день ощущался, как попытка доказать себе, что тело – не враг.

      Я стояла, смотрела на себя в запотевшее зеркало и впервые за месяц не выглядела сломанной. На щеках появился живой румянец, веснушки будто вышли на свет. В мои девятнадцать я чувствовала себя старше, но именно в этот момент – снова живой.

      Сегодня предстоял по-настоящему насыщенный день – первый, после долгого перерыва. После душа я медленно расчесала влажные рыжие локоны, позволяя пальцам скользить по ним как по струнам. Решила заплести волосы в косу и добавить на губы каплю любимой вишнёвой помады от Chanel – ту самую, которую когда-то передала мне подруга Ольга. Оттенок ей не подошёл, а вот на моих губах он смотрелся так, словно был создан для них. Я редко крашусь: немного ресниц, иногда губы – чтобы подчеркнуть изумрудный цвет глаз, унаследованный от бабушки. И – чтобы добавить яркости в мир, который часто кажется нарисованным в серых карандашах.

      Завернувшись в махровое полотенце, я поплелась на кухню, поставила чайник и занялась приготовлением скромного завтрака. Парочка сэндвичей – потому что при моём расписании не факт, что я ещё раз поем до вечера. Хотя… какая уж тут угроза истощения. Я люблю поесть. Признаю это честно, без стыда, почти с гордостью.

      За последний год в университете я изменилась. Стала… мягче. И внешне, и внутренне. Щёки округлились, улыбка стала шире, ноги – крепче, грудь наконец перестала быть стеснительной «единичкой». Я стала уверенной девушкой.

      И, кажется, мне начало нравиться собственное отражение в зеркале. Раньше я часто чувствовала себя как догорающая спичка – выжженная, истощённая, на грани. Учёба, стресс, постоянная гонка за результатом делали меня нервной. Но теперь всё иначе. Теперь я говорю: «Пополнела – подобрела», и в этих словах больше правды, чем в любом мотивационном плакате.

      – Итак, сегодня: мировая литература, искусствоведение… и, вроде, современная культура, – бормотала я, откусывая сэндвич и одновременно сверяясь с расписанием на телефоне.

      Я