Спасая Еву. Валентина Зайцева

сказал я.

      Она попыталась снова:

      – Это их работа. Это дело полиции.

      – Мы поговорим об этом утром, – отрезал я, не желая продолжать этот бессмысленный спор.

      Она выглядела так, словно была в десяти секундах от потери сознания.

      – Им нужно знать, где я, – выдавила она, цепляясь за остатки логики.

      Я терял терпение.

      – Они привезут тебя в полицейский участок и подвергнут многочасовому допросу. Они даже могут попросить тебя приехать на место преступления. Это то, что ты хочешь сделать прямо сейчас?

      Я наконец посмотрел на неё по-настоящему. Её длинные каштановые волосы были небрежно стянуты в узел на затылке, несколько прядей выбились и падали на шею. Глаза – большие, зелёные, как лесной мох после дождя, – смотрели на меня с какой-то смесью ужаса и усталости. Носик аккуратный, почти детский, а фигура… она была тонкой, гибкой, как у танцовщицы, а не размалёванной стриптизёрши с силиконовыми формами. Маленькая грудь, узкие бёдра – ничего кричащего, ничего искусственного. Она не была в моём вкусе, но в ней было что-то… простое, как у девчонки из соседнего двора, которая выросла на твоих глазах.

      Она молчала, глядя на меня этими глазищами, но ответа не дала. Её плечи опустились, словно кто-то выдернул из неё последние силы. Я кивнул на кровать:

      – Ложись спать.

      Она бросила тревожный взгляд на широкую кровать с тёмным покрывалом, стоящую в углу комнаты.

      – Разве это не твоя кровать? – голос её дрогнул, как струна, готовая лопнуть.

      Я выдавил улыбку – холодную, не доходящую до глаз.

      – Я одолжу её тебе на ночь.

      – Разве нет где-нибудь…

      – Я не спрашиваю.

      Её нижняя губа задрожала, но она сняла ботинки, оставив их у края кровати, и забралась на кровать, полностью одетая. Положила рюкзак рядом с головой.

      Я смягчил тон, чувствуя, как раздражение сменяется чем-то вроде усталости.

      – Ложись спать. Утром разберёмся во всём.

      Я налил ещё выпивки и подошёл к своему столу. Открыл файлы, которые мне прислал Алексей. Проигнорировав файл на Лебедева, я щёлкнул по файлу моей неожиданной гостьи.

      Ева Александровна Фролова. Двадцать четыре года. Её жизнь читалась как сценарий дешёвой драмы, где каждый поворот – это новый удар судьбы.

      Отец Евы был неудачником с большой буквы. Когда ей было девять, он попытался ограбить ювелирный магазин с ржавым пистолетом в руках – идиотская затея провалилась, и его засадили на семь лет. Через семь месяцев его зарезали в тюремной драке, оставив Еву и её мать в нищете. Они ютились в однокомнатной хрущёвке на окраине Балашихи, где стены пропахли сыростью, а сосед сверху вечно орал на свою жену. В двенадцать Ева выиграла танцевальную стипендию – билет из этой дыры. Она переехала в Москву, жила у дальних родственников, пожилой пары, и до семнадцати лет занималась балетом. Казалось, она вырвется из того болота, в котором родилась.

      Она попала в Большой театр прямо из школы балета. Танцевала с ними четыре года, пока её партнёр