Борей. Книга 2. Граф. Владимир Алексеевич Бабушкин

еревьев, бросали на землю причудливые полосы и пятна, ярко освещенных участков, которые при порывах ветра закручивали пыльцу и испарения, при этом искажали реальность, создавая удивительные, а порой и страшные фантомы. Все это в сопровождении старческого скрипа деревьев наводило на путешественников мрачные чувства, порой переходящие в первобытный страх. Но привычка и некоторая бесшабашность заставляет людей отринуть пустые переживания, а нужда и жажда наживы толкает их на порой опрометчивые поступки. Этой дорогой, хоть и довольно редко, но пользовались. На одном из поворотов дороги, где непроходимые заросли можжевельника вплотную подступили к проезжей части, мерный фон скрипа деревьев и пения птиц нарушил резкий звук треснувшей ветки. Хвоя кустарника пошла дрожью, и на середину дороги выскочил рослый волк. Отряхнувшись от скопившегося на шерсти лесного мусора, он присел и остервенело начал чесать себе ухо. Оскаленная пасть, с крупными белоснежными зубами и зажмуренными от удовольствия глазами, придавали облику некоторую потешность. Теперь на освещенном участке дороги его можно было разглядеть со всеми подробностями. Это была собака, и сходство с лесным хищником заканчивалось только окрасом шерсти. Вислые уши и изогнутый кверху хвост выдавали в нем верного друга человека. Треск в кустарнике усилился и из примятых ветвей на свободное пространство выехал крытый фургон, запряженный парой невзрачных флегматичных лошадок. Возчик, шедший рядом с животными, выглядел очень колоритно. Пожилой человек с окладистой, посеребренной сединой бородой и такими же густыми усами. Лицо путешественника под тенью выцветшей на солнце соломенной шляпы не выделялось какими-то особенностями. Прямой нос, веселые разбегающиеся морщинки и открытый внимательный взгляд голубых глаз придавали ему облик добродушного человека. Ровная загоревшая кожа и отсутствие мешков под глазами в сочетании с высокой плечистой фигурой говорили о еще крепком здоровье и немалой физической силе. На нем была длинная холщовая рубаха на выпуск со стоячим воротником и короткий зипун черного цвета, облегающий фигуру, с неширокими рукавами со швами, отделанными контрастными шнурами темно-синего цвета. Куртка опоясывалась потертым кожаным ремнем с охотничьим тесаком в ножнах. Простецкие, свободного покроя штаны заправлялись в уже поношенные, но еще крепкие на вид кожаные сапоги. Пес тем временем отбежал к противоположной обочине и, задрав заднюю лапу, сделал свои дела, равнодушно рассматривая при этом новых действующих лиц.

      – Посмотрите, какая красота кругом! Д-а-а! Пахло ромашкой, клевером и хвоей, теперь все пахнет одинаково! Это что была солярка? У тебя, мой друг, странное представление об «эффекте бабочки»? Эти насекомые теперь не скоро появятся в этом месте!

      Возмутившись услышанным, лохматый помощник начал громко лаять, виляя хвостом и припадая на передние лапы. После чего, внезапно замерев на мгновенье, закончил свой протест, пару раз нервно гребанув по земле задними лапами, разбрасывая комья земли и пучки травы. Но бесхитростная собачья натура вновь взяла верх, и он, словно улыбаясь, высунул розовый язык и преданно глядел мне в глаза.

      – Зачем ты его зовешь? Здесь меда нет, малиновых кустов я не наблюдаю. Ты убежишь, Абу залезет на дерево, а мне с нашими лошадками что делать?

      Пес на мгновение замер, прислушиваясь к моим словам, и после секундного замешательства, словно, поняв основной посыл фразы, с места рванул вперед по накатанной дороге. Полог фургона колыхнулся, и из возникшей щели высунулась заспанная мордочка капуцина. Обезьянка начала возмущенно пищать и цокать клыкастой пастью. Выглядело это все очень комично, при том, что мимику примат сопровождал кручением пальца у виска, глядя на удаляющуюся собаку.

      – Да нет, Абу на пару унтов его шкуры не хватит. И медведя по близости нет, я пошутил!

      Я на самом деле был очень рад выбраться, наконец, из подземелий базы с кучей лабораторий и производств. Теперь, когда основные первоначальные работы по обустройству моего пристанища были выполнены и дальнейшее развитие скального убежища были поручены искусственному интеллекту, я мог осуществить давно витающую в голове идею небольшого отпуска-путешествия. Но самый главный вопрос, который не давал мне покоя, это уровень развития местного общества. Исследования и данные анатомического анализа показывали, что аборигены ничем не отличаются от нас, но прогресс и наука шли по какому-то тупиковому пути. Философия и всевозможные направления искусства были развиты в этом обществе на достаточно высоком уровне, а вот с точными науками был какой-то тупик. Одно то, что здесь не знали пороха, и соответственно, огнестрельного оружия вызывало у меня культурный шок. Может, здесь нет своих китайцев, однако, законы эволюции никто не отменял и этот факт вызывал у меня смутное беспокойство. Я так подозревал, что они не знали даже о существовании еще двух материков на этой планете. Здесь нет своего Кука, Колумба и Амундсена? Очень в этом сомневаюсь. Это не нормально по всем понятиям прогресса, и я решил с этим разобраться, проникнув в среду обитания и особенно не отсвечивая. Несмотря на постоянную занятость по благоустройству случайно обнаруженной пещеры, год одиночества превратился для меня в тяжелый и утомительный период добровольного заточения. Мне, как и всякому разумному существу, не хватало динамики