Дичь для товарищей по охоте. Документальный роман. Наталия Вико

и политическим взглядам.

      – Мое почтение, светлейший князь! – приветливо поздоровался Савва. – Как поживаете?

      – Вот, пришел в театр на Марию Федоровну полюбоваться. Играет чудно, великолепно, а минутами – просто изумительно! Она – велика! Хотел бы засвидетельствовать свое восхищение лично. – Голицын бросил взгляд на закрытую дверь гримерной.

      – Ну, уж коли сам Городской голова Первопрестольной такое говорить изволит, значит, и впрямь Марья Федоровна – велика! – пряча довольную улыбку за дымом папиросы, согласился Савва.

      – Кстати, Савва Тимофеевич, раз уж мы встретились, помните наш давнишний разговор? Даете свою кандидатуру на следующие выборы? Нам нужны такие деятельные люди, как вы.

      – Гласным Городской Думы быть – дело не простое, – покачал головой Савва. – Перед горожанами ответ держать надобно по совести. А, впрочем, – он широко улыбнулся, – с таким Городским головой как вы, Владимир Михайлович, работать любо-дорого. Почту за честь послужить Первопрестольной. В общем, считайте, дело решенное! – Савва затушил папиросу о край пепельницы, стоящей на низком столике.

      – Ну, вот и славно, Савва Тимофеевич! – явно обрадовался князь такому завершению разговора и сделал шаг по направлению к двери гримерной. Прозвучавший звонок на спектакль позволил Савве удержать его. Марии Федоровне сейчас визитеры ни к чему.

      – Пойдемте-ка в зал, – заторопился Савва, увлекая за собой Голицына. – Спектакль – то уже начинается, а мы тут с вами разговоры разговариваем…

      …На сцене дело шло к развязке. Иоганнес, расставшись с возлюбленной Анной, собирался покончить с собой, оставив записку…

      «Иоганн! Бегите, ради Бога, скорее! Да-да, я чувствую, что это так – он не может больше жить, – с отчаянием в голосе закричала Кетэ. – Я все сделаю, все! Только не надо этого, не надо!» – на ее лице было написано страдание. – «О, Боже милостивый! Только бы он был жив! Только бы он мог еще услышать меня!» – с молитвенным отчаянием прошептала она.

      У Саввы перехватило дыхание. Умница, какая умница! Зал, замерев, наблюдал как Кетэ, заметив письмо, подходит к столу, выпрямившись, с лицом, скованным ужасом догадки. Казалось, что ноги ее двигаются помимо воли. Она берет записку и, поднеся свечу к самому лицу, закаменевшему и как бы покорившемуся неизбежному, читает. И, тут же, как подкошенная, падает вместе с горящей свечой вперед.

      Савва невольно сжал кулаки. Глаза защипало от стоящей в зале тишины. Было слышно, как кто-то всхлипнул. И, через мгновение, взрыв апплодисментов: «Браво, Андреева! Браво!» – на сцену полетели цветы…

      Савва вышел в фойе.

      «Она – богиня! Бесспорно – богиня», – думал он, в волнении направляясь к гримерным, куда пока еще не пропускали рядовых поклонников, но перед дверью Марии Федоровны в нерешительности остановился, пытаясь взять себя в руки.

      «Богиня! Несомненно – богиня!» – билась в голове пьянящая, восторженная