Дозволенная пища. Эвелина Андреева

исторгнув из себя всю накопленную драгоценную энергию, – а затем разлетелся на мелкие осколки. Вдребезги. Повезло ещё, что не ему в лицо.

      Проклятье…

      И винить в этом было некого, кроме себя.

      «Неужели я перестарался? – спросил он себя, вернувшись в свой кабинет, едва лишь смог кое-как успокоиться. – Неужели стандартный размер оказался недостаточен?.. Если учесть константу Борвица, хоть он, конечно же, самовлюблённый старый идиот, не смыслящий в кристаллопоэзе и …» – прекратив вышагивать взад-вперёд и усевшись наконец в кресло, он нажал на кнопку звонка.

      В ту же секунду в дверях возник согбенный силуэт в капюшоне.

      – Мой повелитель… – и, сделав два робких шага, адепт рухнул на колени и далее уже пополз, не переставая причитать: – Умоляю, пощади своего ничтожного раба… Я невиновен, господин мой!.. Пощади…

      – Заткнись, – просто сказал Ксандер. – Ты мешаешь мне думать.

      Адепт тут же умолк, не вставая с колен и не отрывая головы от пола. Ксандеру внезапно очень захотелось плюнуть ему на спину, но он сдержался. Незачем тратить слюну на это ничтожество.

      Спустя пару секунд, однако, стало ясно, что умная мысль была, увы, потеряна, и в присутствии этого жалкого червя он бы всё равно не смог её додумать.

      – Ванна готова?

      – Да, да, мой милосерднейший господин, – залепетало ничтожество. – Как всегда, мой божественный повелитель… Ваша ванна готова, и ваши новые одеяния тоже.

      – Сапоги.

      Адепт стремглав бросился под стол, чтобы ловкими натренированными движениями стащить с господина ботфорты и надеть на него мягкие домашние туфли без задников. Попутно лобызая господские пяточки от счастья, что сегодня его, похоже, не убьют.

      Ксандер поднялся с кресла и направился к двери с левой стороны кабинета, на ходу расстёгивая мантию. Бросил взгляд на испачканное кровью кресло.

      – И приведи в порядок мебель.

      «Да, господин!.. Конечно, господин!.. Благодарю, господин!..» – слышалось сзади, пока захлопнутая дверь не отсекла его от этих изъявлений рабской преданности. От которых его уже, признаться, подташнивало, но если этим дать волю…

      Нет. Этого делать ни в коем случае нельзя. Этих следует держать в узде и под строгим контролем, иначе какой-нибудь умник посмеет посягнуть на его власть. И хорошо если окажется не слишком умён. Поэтому – только контроль и дисциплина. Страх – лучший надсмотрщик, а боль – лучший воспитатель.

      Но как же хорошо, должно быть, живётся этой горстке паразитов в созданном им раю. Им не нужно тревожиться о хлебе насущном. Не нужно тосковать от незаполненности бытия: он всегда заботливо, как настоящий отец, нагружает их работой, которой в Асилуме хватает. А если не хватает – он проявляет фантазию: есть маленькие ножнички для стрижки газонов, продырявленные вёдра для переноски воды, крошечные щёточки для чистки тротуаров… Он учит их основам магии и естественных наук, – а постичь большее они всё равно не способны. Но главное – им комфортно в