Рождённая для мести: Проклятие Жеводана. Диана Суси

ткань, окутывающая всё вокруг.

      Она медленно обвела взглядом старую хижину. Дом, хоть и ветхий, но лучше сырой пещеры. Он словно сливался с лесом, укрытый мхом и тенями, став его частью. Здесь не было ни свечей, ни тепла, но в этом укрытии было нечто первобытное, что успокаивало её. Здесь её никто не найдёт. Здесь, среди влажного дерева и запаха старого мха, она могла хотя бы ненадолго забыть, кто теперь ищет её следы.

      Здесь начиналась её новая жизнь – жизнь, в которой лес становился домом, а тень прошлого преследовала с каждым дуновением ветра.

      Прошло два дня с тех пор, как Жюстин и Матиас расстались у хижины.

      Лес за эти два дня изменился. Осень набирала силу, ветер стал резче, а листья, ещё недавно только начинали желтеть, теперь опадали с деревьев, устилая землю мягким шуршащим ковром. Ночи стали холоднее, и в воздухе витал терпкий аромат опавших листьев, смешанный с нотками дымки и влажного мха.

      А в деревне за это время многое изменилось.

      В тот вечер в Фурнаке царила напряжённая тишина. Осеннее солнце давно село, но воздух был наэлектризован недосказанностью и тревогой.   Но в главной корчме Фурнака, где обычно царило разгулявшееся пьянство, сегодня шумели иначе – говорили о костре, о страхах, о том, что следовало делать дальше. Здесь, в просторном зале с закопчёнными балками, собирались мужики после рабочего дня: кто с поля возвращался, кто из кузни, кто с мельницы. Занимали скамьи у грубых деревянных столов и за кружкой дешёвого разбавленного вина делились последними новостями.

      Сегодняшний вечер мало чем отличался бы от прочих, если бы не события последних дней, что взбудоражили Фурнак. С тех пор как считали, что Жюстин – «ведьму», – сожгли на костре, деревня словно ходила по острию ножа. Одни продолжали твердить, что всё кончено и «злой дух» испарился в пламени. Другие же, напротив, видели или слышали что-то в ночном лесу и судачили, что ведьма «ушла к дьяволу, да может вернуться».

      Но, как ни странно, разговоры об этом велись приглушённо, почти шёпотом. В открытую о костре упоминать не спешили: то ли стыдились, то ли боялись навлечь новые беды.

      В корчме было накурено, пахло прелым деревом, дымом и кислым потом. Трактирщик, приземистый мужчина по имени Филипп, двигался между столами быстро и настороженно, словно чувствовал, что в воздухе сгущается что-то нехорошее. В дальнем углу на своей привычной лавке сидел старик Тибо, редкий в этих краях человек, умеющий читать, да ещё и на латыни.

      Тибо был некогда аптекарем в большом городе, но судьба занесла его в Фурнак, и вот уже много лет он жил тут, почти не практикуя своё бывшее ремесло. Говорили, что когда-то он учился у самого известного хирурга, а в юнности даже помогал монахам в монастырской библиотеке – оттуда у него и латынь, и знания о церковных делах. К слову он прекрасно понимал что Жюстин не ведьма, а знахарка. Но годы сделали своё дело: руки дрожали, зрение ослабло, и он уже не мог ни колдовать над настоями, ни аккуратно выписывать рецепты. Зато в разговорах поучаствовать любил. И когда заходил в корчму, к нему неизменно подсаживались