Избранное. Очерки Методологии. Том 2. Н. Г. Алексеев

духе, – форма, которая создает содержание.

      – И потому каждая форма для своего содержания…

      Н.Г.: Они могут быть сколь угодно общими. Идея состояла в том, чтобы эти формы найти. Такова была первая оппозиция, и отсюда – содержательность.

      Вторая оппозиция, которая достаточно быстро проявилась – я говорю про себя, не могу за всех, – связана была с диалектикой и так называемой диалектической логикой. Через них всеобщность получалась какой-то словесной: первое через второе, второе через третье, и все взаимосвязано, все через противоречие. Вроде бы понимаешь, но с этим как бы делать нечего, не из материала как-то тащится, для этого вроде бы ничем не нужно владеть. Это та всеобщность, которая тоже выступила как пустая. Отсюда пошли споры – вторая линия, в оппозиции к Ильенкову с его компанией.

      Здесь важен был момент генетический. Он уже тогда понимался таким образом, что мы должны «тащить» содержание из исторического материала. Пусть смутно, но стали мы догадываться, что надо анализировать тексты и в них находить закономерности. И здесь кто что начал захватывать, каждый свои куски. Я пытался работать с дифференциально-интегральным исчислением – не очень, но пытался. Георгий, помню, с Аристархом начал какой-то пример разбирать, физику Галилея. Два момента – содержательный и генетический – пошли рядом, содержательность «выползает» из истории, надо в историческом материале покопаться, найти, увидеть. Существенно, что та же диссертация Зиновьева опиралась на анализ «Капитала», Грушин работал над формами исторического мышления, вокруг этого шли разговоры.

      Наконец, третья оппозиция, которая была весьма очевидной и заложена тогда же, по крайней мере, в моем понимании – это оппозиция к психологии, я сказал бы, к сенсуализму, материалистическому сенсуализму, к тому, что эти формы не присущи одному, индивидуальному, человеку, а есть логика, т. е. нечто надындивидуальное, и что индивидуальное должно через это получить свое объяснение. Примат логического!

      Эти три оппозиции задавали ценностно существенные ориентиры. Я больше не буду оговариваться: все, что я говорю, отражает мое понимание.

      – А если теперь перескочить через генерации, которые просачивались через семинар?

      Н.Г.: Их было очень много. Но я должен сказать, что года на два выскочил, потому что интересовали другие вещи, приходил раз в полгода, мне люди эти были интересны, тогда начали появляться Розин, Генисаретский… Но семинарили они вечерами, а я работал, преподавал математику в «вечерке» Ленинградского района, пять лет отработал и даже похвалюсь, что дважды или трижды признавался лучшим учителем района. А еще новые друзья появились, интересные, богемные – из артистической сферы, я с ними много спорил… В шахматы играл…

      С Георгием резких расхождений не было, хотя помню две встречи, после которых мне было неприятно. Как-то он мне сказал: «Вон, Вадим Розин развивается, а ты – стоишь!» А я думаю: «Ну и черт с ним, пусть развивается». Плохая, наверное, черта – честолюбия лишен… И еще случай был, его