После предательства. Мэри Ройс

киваю на меню, но Литвинова решает взять на перекус мой мозг.

      – Где ты был? – ее наманикюренные пальчики стучат по тонким предплечьям, скрытым полупрозрачной тканью блузы.

      Я бросаю раздраженный взгляд на наручные часы, мысленно делая пометку, что у меня есть еще максимум десять минут.

      Поправив запонки, бросаю жестким тоном:

      – Не припомню, чтобы я держал перед тобой отчет о своих передвижениях.

      Даже не глядя, представляю, какое разъяренное сейчас у нее лицо по одному только шумному вздоху сквозь зубы.

      – Может, мне не стоит быть с тобой такой любезной и обратиться в суд, чтобы в дальнейшем избежать подобных унижений? – в голосе слышится едва сдерживаемый яд. Я поднимаю взгляд и встречаюсь с ее сверкающими от гнева глазами.

      – Не устраивай сцен.

      Юля подается вперед через стол, вываливая тройку из откровенного декольте, и шипит сквозь зубы:

      – Я привезла тебе сына, а ты предпочел шастать по туалетам с какой-то девкой! Так не терпелось? Нельзя было дождаться, когда я уйду?

      Я сжимаю и разжимаю кулак, покоящийся на бедре, мечтая сдавить пальцами ее горло, чтобы заткнуть этот мерзкий визг.

      Возможно, кто-то счел бы эту женщину красивой, да она и правда красивая: копна темных волос, раскосые кошачьи зеленые глаза, узкий нос и губы-подушки для члена, но не для моего, нет. Я перестал видеть в ней женщину ровно в тот момент, когда она предала меня, бросив в весьма хуевом положении.

      – Ты хоть слово слышал?!

      – Закрой рот, – угрожающий тон срывается с губ автоматически, и я глубоко вдыхаю, пытаясь вернуть себе контроль.

      Стиснув зубы, провожу ладонью по лицу и облокачиваюсь на стол, меняя злость на деловую серьезность:

      – Свои дешевые спектакли устраивай в другом месте. Отчитываться о своей личной жизни перед тобой я не обязан, что насчет ребенка – я уже сказал, проблем не будет, деньги дам. Так что засунь свои манипуляции с судом поглубже к себе в задницу. Но если тебе скучно, – я киваю и развожу руками, – вперед. Подавай в суд.

      Литвинова покрывается красными пятнами. Но, несмотря на это, она мастерски скрывает свое бессилие. Вскакивает на ноги и, схватив ребенка, переходит в режим «драма-квин».

      – Начни думать о сыне, ему не только деньги от тебя нужны, – опустив Марка на ноги и забрав у него телефон, она хватает сумку и пронзает меня своим недовольством. – И начни уважать меня, Серов. В конце концов, мы с тобой родители. И мы должны научиться общаться ради нашего сына. Помни об этом, когда в следующий раз побежишь за первой попавшейся юбкой, как слюнявый кобель.

      Повесив сумку на плечо, она бросает на меня еще один взгляд, и я вижу, как в нем пылает ненависть, граничащая с ревностью. Господи, блядь. Она когда-нибудь угомонится?

      – Жду денег на оплату квитанций. Если тебе нужны чертовы бумажки, поднимешь свою задницу и сам приедешь за ними.

      С этими словами она тянет сына за собой и стремительно стучит каблуками в сторону выхода.

      Но до меня все равно доносится