Записки о виденном и слышанном. Евлалия Казанович

не внеся в них ничего своего, национального.

      Шляпкин говорил, что все обрусение французской трагедии Сумароковым состояло в том, что 1) брался сюжет якобы из русской истории, 2) французские имена переделывались на русские (однако и чисто русские иногда не то чтобы французились, но как-то неимоверно коверкались, вроде: Синав, Владисан, Хорев31 и пр.), 3) восхвалялась слава русского оружия и 4) давался отклик на модный в то время либерализм, питаемый опять-таки французскими вольнодумными идеями Вольтера и Дидерота.

      Конечно, все это правда, но мне кажется, что у Сумарокова все же больше, чем у всех наших последующих ложноклассиков, насколько я их помню, чувствуется русский дух, пробивается русское понимание автора. Его стих не так звучен и блестящ, как озеровский32, но зато он и не так трескуч, зато страсти у него не так бурны и пылки не по-северному, зато злодейства не так изощрены и дьявольски чудовищны. Много простоты, несмотря на всю непростоту формы, простоты внутренней, русской. Мелодрама есть, конечно, и у Сумарокова в виде патетических возгласов, занесения над собой кинжала и пр., но это – отдание должной дани своим образцам (источникам), и то опять-таки больше внешнее: внутренней мелодрамы у Сумарокова, я бы сказала, нет.

      Больше всего русский дух чувствуется в его женщинах. Правда, они говорят и делают то же, что француженки у Корнеля или Расина, но говорят и делают это по-своему, по-русски. Конечно, ни одна киевская или новгородская княжна времен Олега, Синава, Ярополка не может ни думать, ни говорить так, как у Сумарокова, но если бы почему-нибудь она должна была изображать собой подобных героинь, она, наверное, была бы очень близка к тем, какие у Сумарокова, так что, несомненно, некоторые типические черты русской натуры Сумароков, по-моему, схватил и отразил. Главным образом – простота, спокойствие, безыскусственная любовь, верность и спокойное достоинство, то, что обыкновенно признается присущим русской женщине.

      Так что Димиза, Зенида, Избрана33 – вневременные и внепространственные, но все же русские женщины.

      3/V. Ну да, я и ожидала: Короленко пишет, что «к сожалению, “Отживающая старина” для “Русского богатства” не подходит», а если я хочу поговорить о причинах ненапечатания, то чтобы пожаловала в ближайшую пятницу, т. е. завтра, в редакцию, что я, конечно, и сделаю34.

      4/V. В редакцию я объявилась в 2 ч. 10 м., т. е. на 20 м. раньше назначенного часа. Короленки еще не было, но не успела я раздеться, сесть на предложенный мне стул и раскрыть книгу, как он пришел.

      Короленко узнал меня сейчас же, поздоровался очень приветливо, назвав по имени-отчеству (хотя фамилию и забыл), и пригласил за собой в кабинет.

      Там он сказал:

      – Видите ли, ваша вещь написана недурно, но она обнаруживает большое незнание того, о чем вы говорите. Вы, по всей вероятности, были на Светлом озере впервые и совершенно неподготовленные к тому, что вам пришлось там услышать, так что в вашей передаче встречаются грубые ошибки. Вероятно, вы плохо разбирались в том, что там говорилось,

31

Синав и Хорев – персонажи трагедий А. П. Сумарокова «Синав и Трувор» (1750) и «Хорев» (1747); Владисан – заглавный герой трагедии Я. Б. Княжнина.

32

То есть как стих драматурга В. А. Озерова.

33

Димиза (в тексте дневника имя написано неточно: Демиза), Зенида и Избрана – герои трагедий А. П. Сумарокова «Ярополк и Димиза», «Вышеслав» и «Семира».

34

Приводим текст письма В. Г. Короленко, написанного 2 мая 1912 г.:

«Многоуважаемая Евлалия Павловна.

“Отживающая старина”, к сожалению, для “Русск[ого] бог[атства]” не подходит. Рукопись сдана в редакцию, где ее можно получить ежедневно (кроме праздников) от 11 до 4 ч. Если же Вам угодно поговорить о причинах ненапечатания, то это можно сделать в ближайшую пятницу, в редакции, от 2½ до 3½ ч. (Я бываю в эти часы по средам и пятницам.)

С уважением,

Вл. Короленко» (ОР РНБ. Ф. 326. № 241. Л. 1).