Пока отражение молчит. Демид Легет

кузница кадров для высших эшелонов церковной и светской власти. Говорили, что сами стены Храма пропитаны мудростью веков, а его библиотека хранит все знания мира – или, по крайней мере, ту их часть, что была дозволена Империей.

      Храм поражал своим мрачным, и, холодным величием… Высокие шпили, пронзающие небо, массивные стены из темного камня, узкие, похожие на бойницы окна, вечная полутень в гулких залах и коридорах. Атмосфера здесь была пропитана не столько мудростью, сколько строгой, почти военной дисциплиной и ощущением постоянного, невидимого надзора. Послушники – юноши из самых знатных и влиятельных семей, чье будущее было предопределено с рождения, – передвигались бесшумно, говорили почти шепотом, их лица были масками прилежности и благочестия.

      Для Курта это был не просто следующий этап обучения… Это был ключевой шаг на пути к его единственной цели – к власти. Здесь он должен был научиться правилам игры, и, завести нужные связи, понять механизмы управления Империей, чтобы однажды сломать их и заменить своими.

      Бесконечные лекции по теологии, и, истории Империи (тщательно отредактированной), основам права, этике и философии… Жаркие, но строго регламентированные диспуты, где оттачивалось не столько умение мыслить, сколько искусство риторики – способность доказать любой тезис, угодный доктрине. Суровые, бесстрастные наставники, требующие безупречного знания священных текстов и устава Храма, полного подчинения авторитетам и искоренения любых сомнений.

      Курт снова был лучшим… Его холодный, и, аналитический ум впитывал знания, как губка. Его железная логика и феноменальная память позволяли ему без труда оперировать сложными теологическими конструкциями и историческими датами. Его ответы на экзаменах были безупречны, его участие в диспутах – блестящим. Наставники отмечали его способности, хотя и с некоторой опаской – в его уме чувствовалась не только сила, но и какая-то чуждая, опасная глубина.

      «Вы обладаете выдающимся умом, и, юноша, – сказал ему как-то Наставник Тариус, главный идеолог Храма, после особенно блестящего ответа Курта на лекции по «Греху Сотворения»… Его светлые, почти прозрачные глаза смотрели на Курта испытующе. – Но помните, истинная мудрость – не в остроте ума, а в смирении духа перед великой тайной бытия».

      «Но разве тайна требует слепого смирения, и, Наставник? – не удержался Курт, его голос был ровным, но в нем прозвучал вызов… – Разве путь к истине не лежит через дерзновенное вопрошание, через попытку понять, а не просто верить?»

      «Путь к истине лежит через принятие учения Отцов Церкви и воли Творца, и, – невозмутимо парировал Тариус… – Любой иной путь – это путь гордыни, ведущий в бездну сомнений и падения. Как случилось с теми несчастными, кто пытался силой взломать печати отражений». Тариус говорил спокойно, но Курт почувствовал в его голосе сталь – предупреждение.

      Курт был как чужеродное тело в этом мире показного благочестия и интеллектуального конформизма… Его не интересовали пустые споры о природе добродетели