Алгаритма из СССР. Игорь Олен

тебе математика и история, если не для того, чтобы вечно жить? Или ты непохожая на других и желаешь, прожив, умереть? Хочешь смерти?

      – Нет… – Голова чуть смутилась. – Я, например, когда вырасту… ну, скажем, выстрою дом, люди будут в нём жить и меня вспоминать.

      – А если выстроишь два дома, будут ли вспоминать тебя лучше?

      – Да, будут. Конечно!

      – А если сто домов?

      – Сто домов я не выстрою. Очень много.

      – Ты слабая и ленивая, – заключил безымянный. – Сто домов ты не выстроишь, потому что ты чувствуешь, что потребуется усердно трудиться, а тебе хочется лишний раз сбегать в кино и поесть сладостей. Ты вообще бы хотела лишь бегать в кино и есть сладости, или вечно в Артеке у моря позёвывать, но тебя учат, что, кроме этого, нужно выстроить пару домов, и тебе хорошо, потому что работы так мало. Я учу по другому. Жизнь вечную приближают земными делами, и сто домов выстроить мало. Душу нужно трудить, а не руки. Нужно в душе миллион домов выстроить. Ты стремишься не верить, чтоб не трудиться так много в душе. В вашей школе ленивые учат ленивых, а мёртвые мёртвых.

      – А… а у нас с детьми так не разговаривают! – ляпнула голова. – Я… Не хочу слушать про мёртвых! Я ещё маленькая.

      – И будь маленькая, если нравится, – произнёс безымянный и обратился к другой Вике, без головы. – А ты хочешь быть вечной?

      Та потянулась вдруг к небу руками, точно взлетая, но шлёпнулась, вновь, трепеща, поднялась и в кружении заметалась, ища телом выси; кажется, что мелькали порой серебристые крылья, так были плавны и жаждали высоты её руки; стало угадываться лицо, вдохновенное и прекрасное, вихрь волос захлестнул вдруг его, обозначив и выявив совершенно. Новая девочка вдруг упала без сил, а потом поднялась со слезами в глазах, необычно глубоких и новых, знающих что-то важное, потому что ей хлопали и хвалили её поселяне, собравшиеся посмотреть удивительный танец. Ей даже дали монетки и попросили:

      – Скажи что-нибудь, девочка! Ты заставила наши души летать, и нам хочется слышать твой голос. Так же он светел, как ты?

      – Я знаю мало, добрые люди, – на незнакомом её до того языке Вика ответила, – и боюсь своей речью расстроить вас. – Затрепетав, она бросилась к безымянному и уткнулась лицом ему в грудь.