Алгаритма из СССР. Игорь Олен

круг солнца всех далее, лунный круг самый ближний, прочие между ними, к тому же земля наклоняется к югу; солнце, вдобавок, воспламеняется и от звёзд, а другие светила горят от движения, обо что-то там трутся, как ось в колесе…

      – А давно ты слез с неба, Левкипп, что всё знаешь? – спросил Диоген, наблюдая из бочки.

      Мужи зашлись хохотом.

      Вика взглянула на них скосоротившись и обернулась опять к Безымянному.

      – Не послушали умного человека, вновь начинают свою болтовню, а как ловко возили песок. Вот-вот выстроили бы хорошую жизнь!

      Безымянный смолчал и направился вглубь пустыни. Вика с Перекати-Полем двинулись следом. Пятки у безымянного были светлые, жёсткие, волосы же не длинные и не короткие, как у Сенеки. Шаг у него получался широкий. Чтоб не отстать, Вика часто бежала и падала спотыкаясь. Воздух разогревался, делался нестерпим. Наконец, обессилев, Вика рухнула в раскалённый песок и заныла:

      – Я не могу поспеть! – А когда безымянный приблизился, то добавила: – Я хочу есть. – И подумала, что в родном краю взрослый давно бы её накормил и понёс на руках, как боец раненного товарища. Мстительно она выговорила: – Все философы спорят, а до людей им нет дела!

      Перекати-Поле фыркнул не вмешиваясь.

      – А кому дело есть? – подавая ей руку, спросил безымянный.

      – У нас, например, Ленин был, и он думал про всех.

      – Ну, и что?

      – Он сказал, как нам жить, и у нас и прекрасно живут, и друг другу всегда помогают.

      – Ты тоже знаешь, как жить?

      – Знаю тоже.

      – Тогда тебе незачем голова, без неё будет легче. Пусть знающая голова пребывает сама по себе. Можешь снять её.

      – Что вы сказали? Она ж не снимается, – млела Вика, схватившись за голову, каковая снялась моментально и шлёпнулась раздражённо в песок.

      Безымянный тянул безголовую теперь Вику за руку, они шли; голова с изумлённым Перекати-Полем медленно перекатывались за ними. Двигаться стало легче, Вика чувствовала, что ей легко, замурлыкала даже песенку, а в огромном оазисе с финиковыми пальмами даже распрыгалась, словно как антилопа, но голова вдруг захныкала, объявив, что голодная. В поселении из песчаных домов безымянный спросил у какого-то старого жителя подаяния, пожелав прежде мира и счастья.

      – Мира и счастья тебе тоже, путник, – старик отвечал. – Что за беда побуждает тебя странствовать?

      – Я учу вечной жизни, поэтому и хожу, чтоб учить многих.

      Вика без головы была рядом и, странным образом, слышала всей своей кожей, а голова её с травяным шаром шептались в сторонке.

      – Доля твоя не простая, – старик рассуждал. – Что, однако, ты скажешь тому, кто устал жить и не имеет надежд на жизнь вечную? Сын мой погиб на войне, дочки ищут красивой судьбы в городе, а самому мне недуги уже не дают обрабатывать землю. Если не выплачу я налогов, буду бездомный, как ты, и ненужный. Что с меня взять, неучёного и бессильного человека, отжившего свой век. А учиться жить вечно во мне недостало бы сил.