Лунные девочки. Лорэ́ Отоньо

лицо и спросить, почему он пришел именно к ним и заставил маму с папой страдать.

      Иногда мальчик – он знал, что так делать нельзя – прятался за углом в коридоре и слушал, о чем бабушка с мамой говорят на кухне.

      – Я так больше не могу, я устала, – говорила мама.

      – Ты должна сохранить семью, ты женщина, это твоя задача, – отвечала бабушка.

      – Мама, но он же прямо сказал, что больше меня не любит! Что мне сохранять? – мама чуть было не сорвалась на крик, но бабушка шикнула, и мальчик вздрогнул.

      – Мало ли, что он там любит! – сказала она низким и чужим голосом. – У вас ребенок, тут уже не до любви! Раньше надо было думать!

      Мама после этих слов, а бабушка говорила их часто и на разный лад, плакала. Мальчику хотелось подбежать и обнять ее, как делала она, когда плакал он. Мальчик не понимал, почему мама мамы ее не жалеет – она только сильнее злилась.

      – Чего ревешь? Иди лучше мужу ужин приготовь! Не дело это, когда мужик с работы голодный приходит, а дома жрать нечего. Расчешись еще как следует, посмотри, на кого похожа стала!

      Мама хлюпала в последний раз и начинала греметь посудой, затем шла в ванную (мальчик к этому времени возвращался в комнату, боясь быть обнаруженным), сбрызгивала волосы водой и крутила бигуди, чтобы локоны лежали на плечах волнами. Мальчик, уже забывавший к тому времени о слезах мамы и злом голосе бабушки, смеялся – волосы у мамы после бигуди становились пушистыми, как у его плюшевого льва Тимоши. И когда мама слышала его смех, то улыбалась в ответ и целовала его в лоб. Все у них было хорошо – в те часы, когда бабушка уже уходила, а папа еще не приходил.

      Однажды папа вообще – совсем – не пришел. А потом пришел, сложил вещи из шкафа в коричневую сумку, и ушел уже навсегда. Мама швыряла ему под ноги тарелки, чашки и вазу, как будто хотела вымостить путь стеклом. Но папа на маму даже не взглянул. Он потрепал мальчика широкой мозолистой ладонью по голове и вышел из квартиры.

      – Нету у нас больше папы, – сказала мама.

      Посуды у нас тоже больше нет, подумал мальчик.

      Затем пришла бабушка, она охала и ахала, убирала осколки с линолеума, выгребала их из-под дивана и шкафов, из-под холодильника, плиты и раковины. Осколки были везде, даже под одеялом.

      Бабушка убиралась и приговаривала, какой папа оказался сволочью. Зато проклятие с их квартиры было снято, Мучной бог ушел вместе с папой. Правда, с мамы колдовство пока не спало: она сидела на краешке дивана, молчала и смотрела в одну точку. Бабушка, подметая, поднимала ей ноги – таким же жестом, каким отодвигала табуретку.

      Мальчик в один момент даже забеспокоился, слишком уж мама стала похожа на фарфоровую статуэтку – одну из тех, что отправились под ноги папы. Как бы она ни повторила эту судьбу, подумал он, но мама почесала нос – и он успокоился.

      – А знаешь, к кому он ушел? – неожиданно сказала бабушка, откинула веник, выпрямилась и потерла поясницу. – Да к Светке! Дочке Люси из третьего подъезда! Всегда знала, что девка дрянь растет. Как лет двенадцать