Сноуборд. Никита Ирз

становился для них настолько болезненным, что действовать они могли только инстинктивно и бездумно.

      Прокрутив эти мысли в своей голове, я пошел в атаку на кофейные зерна. Я ломал их как придется – зерно за зерном. Я заглядывал в эти мерзкие черные глазки, которые пристально, с глубокой ненавистью смотрели на меня, и мне становилось от этого не по себе. Все же дороги назад не было, и я продолжал крушить зерна, прыгая и растаптывая их так, что они издавали противный пронзительный писк, который с каждым поверженным зерном все больше начинал ассоциироваться у меня с чувством пьянящего триумфа над врагом. И чем сильнее становилась эта ассоциация, тем больше хотелось мне вновь и вновь слышать этот предсмертный вопль гадких черноглазых зерен. Вскоре я начал замечать, что кофейная армия стала редеть. Оставшиеся зерна, как в боевиках, нападали на меня по одному, и я точно так же по одному убивал их, пока из всего войска не осталось одно зерно. Именно в момент приближения к нему – тогда, когда я уже исполнялся ощущением предвкушения окончательного и бесповоротного триумфа над врагом, – силы начали меня оставлять. Я стал уменьшаться и быстро вернулся к своим естественным габаритам и физическим возможностям. Черноглазый гаденыш приближался ко мне и готовился к отмщению за свою бразильскую, эфиопскую и гватемальскую братию.

      Зерно разверзлось зловещей вертикальной улыбкой и уже готовилось живьем поглотить меня и перемолоть в своей зерновой утробе, как вдруг кто-то из-за моей спины подстрелил его Капотеном. Я обернулся и увидел перед собой Колю. Моей радости не было предела, но вскоре я заметил его суровый взгляд и гневно сдвинутые брови. Все это начало меня смущать.