Не грусти. Алина Кропотов

Пришедших вело любопытство – лёгкое, не больше. Иначе это придало бы усопшему вес, которого он не заслужил. Они обсуждали случившееся между делом, как нечто нелепое, обсасывали причины, спорили о предпосылках и делали ставки на то, что будет дальше.

      Если бы умерший лежал перед ними в гробу – всё равно бы не стихли разговоры. Его бы раздели, ощупали, пытаясь понять, что их оскорбило, чем он их так задел. А после растащили бы на сувениры – как приятное напоминание о чужой неудаче. Да, хоронили ещё живого. Он не стал свидетелем своего социального падения и узнает о нём гораздо позже, а сейчас его утро было очень тихим, пока…

      – ОЧНИСЬ! – вскрикнул откуда-то недовольный голос.

      Пот стекал по вискам в волосы. Дыхание затрудняла боль в пищеводе.

      «Мерзость, как ярко. Чёрт, уже утро? Или день? Который час? Будильник не сработал. Надо проверить, вдруг кто-то в комнате. Если узнают, что ты натворила… притормози. Голова раскалывается. Что это? Кто-то стучит? Нет, это сердце колотится. Успокойся. Почему я в одежде? Где телефон? Ах, да…

      Ах да, чуть не забыла —

      Три килограмма зубного мыла,

      Представляете, она зубы чистит мочалкой…

      Кончились? Ах, как жалко.

      Ну, тогда…1

      Стой, что за бред? Что-то не так. Что было вчера? Где я вообще? В прошлый раз я проснулась… Что ты опять натворила? Не могу пошевелиться… Нет-нет-нет…» – мысли путались, тонули в густом тумане, стеснявшим их.

      Она с трудом разлепила веки – ресницы слиплись от засохших слёз. Матрац под ней частично провалился в щель, где отсутствовал один из прутьев. Всё тело затекло от долгого пребывания в неподвижности. Руки и ноги были туго стянуты ремнями, прочно прикреплёнными к металлическому каркасу кровати.

      Распятая на кровати фигура открыла рот, чтобы позвать на помощь, но наружу вырвался лишь кислый дух похмелья, губы онемели. Она поёрзала, дёрнула ногами, попыталась приподняться – ремни не дали. Тишину нарушало лишь тиканье часов. Время тянулось мучительно долго, пока где-то рядом не послышались шаги.

      – Помогите… в уборную надо, пожалуйста, – прохрипела она, давясь словами.

      – Утку принесут. Щас позову, – буркнули в ответ.

      – Нет… сама хочу. Вы где? Ещё тут?

      Над кроватью склонилось опухшее, ещё сонное лицо. Нервно оглядевшись по сторонам – легкий риск пощекотал обыденность за жирные бока – оно принялось отстёгивать ремни, приговаривая:

      – Ладно, развяжу, пока никто не видит. Только не говори, что я это… Туго же они тебя…

      Девушка попробовала подняться. Всё вокруг припрыгнуло в такт её рывку, от чего её чуть не стошнило. Мутная пелена перед глазами не исчезла даже после окончательного пробуждения. Колени тут же подкосились, но её успели подхватить за плечи и небрежно усадили обратно.

      – Зовут-то тебя как?

      – Мая, – выдохнула она. – Отведите… что-то ноги не слушаются.

      – Ещё бы, столько в отключке провалялась. Давай, опирайся.

      Мая обнаружила себя на узкой больничной кровати, застеленной жёстким, застиранным бельём в катышках. Остальные койки в палате были неряшливо заправлены, но заняты спящими или отдыхающими. Вокруг раздавались звуки оживлённой суеты – торопливая ходьба, шарканье тапочек по линолеуму и приглушённые разговоры, едва различимые.

      Комната представляла собой идеальный куб. Два вытянутых окна занимали большую часть одной из стен. Когда солнце достигало зенита, температура внутри поднималась на пять-десять градусов. Белые стены отражали обилие света, заставляя щуриться. По обе стороны окон в ряд стояли кровати – по четыре.

      Она сидела на одной из крайних, напротив окон. За окнами неуместно радостно щебетали синички, прыгая на ветках скудно выросших ясеней. Она сидела в неподвижности, опустив руки на колени, как прилежный ученик. За этой неподвижностью скрывалась остылая борьба с памятью, проигранная заранее.

      Часы пробили четырнадцать.

      – Обед. Проходим на обед! – крикнули из коридора.

      Тело вяло отозвалось и поплыло на звук голоса. Выйдя в коридор, Мая застыла. Пространство подрагивало, как желе. Не получалось поймать фокус. Коридор вытягивался, сжимался. Горизонт заваливался на бок. Пол норовил изогнуться под каждым шагом наблюдателя. Голова закружилась, и она прижалась к стене.

      Пока она пыталась удержаться за шероховатую поверхность, коридор наполнялся людьми. В глазах двоилось – движущийся поток человеков казался бесконечным. Казалось, он подхватил её и понёс прочь, как непреклонное течение. Сопротивляться не было сил.

      Воздух заполнили запахи какао и варёных яиц. За столами, почти целиком занимавшими помещение, расселись люди. Мая осталась стоять посреди зала в растерянности. С противным металлическим звоном приборы лязгали о алюминиевые тарелки.

      – Есть будешь? – послышался знакомый голос.

      – Нет…

      – Пошли, отведу обратно. Я поела уже. Саша я, кстати. –

1

«Разговор заботливой мамы с продавцом», сборник стихотворений «Поцелуй Бритвы», Евгений Корепин.