Молли хотела больше любви. Дневник одного открытого брака. Молли Роден Винтер

к нему сзади и обхватываю руками поперек талии, уткнувшись лицом в спину супруга. Он выключает кран, небрежно вытирает руки о джинсы и достает один наушник.

      – Ты уложил детей спать, – говорю я. – Спасибо.

      – Разумеется, – отвечает он, не обернувшись. Его голос звучит холодно.

      – Прости меня, – говорю я.

      – За что? – спрашивает он. Стюарт ненавидит, когда я извиняюсь, не зная за что. Сейчас я задумалась о том, сколько раз моя мама просила прощения только за выходные и в течение многих лет до этого, на протяжении всей моей жизни. На самом деле она постоянно извинялась. Ни за что. И за все.

      – Я не знаю.

      Некоторое время мы стоим в тишине и я крепко обнимаю Стю. Не замечаю, как начинаю плакать.

      – Я намочила твою майку, – бормочу я.

      Муж поворачивается ко мне:

      – Давай поговорим.

      Мы идем в гостиную и садимся на диван. Приятно вот так сидеть рядом, ощущая тепло его тела, но не глядя друг другу в глаза. Мне хочется забраться к нему на колени. Но вокруг Стюарта я чувствую некую броню, невидимое силовое поле, которое я не могу преодолеть.

      – Я не знаю, как говорить с тобой об этом, – начинает он, фокусируя взгляд на своих руках. – Я не хочу чувствовать себя виноватым за то, что сделал то, что ты мне разрешила.

      Я понимаю, что он злится на меня. Он злится на меня. Мой разум мутнеет, и тошнота накатывает с новой силой.

      – Я не думаю, что мне следовало рассказывать тебе о Лене, – продолжает он. – Мне нравится слушать, когда ты рассказываешь о себе и Мэтте, но я понимаю, что ты не испытываешь таких эмоций, если речь идет обо мне и другой женщине.

      Безусловно, он прав, но то, что он сейчас говорит, волнует меня меньше всего. Проблема в том, что это вообще происходит. Я вспоминаю слова моей матери: «Это была идея твоего отца». Но это совсем другое. Ведь секс с Мэттом был моей идеей, верно?

      – Лена никогда не заменит мне тебя, Молли. – Он украдкой смотрит на меня, а затем возвращает взгляд на свои руки. – Она мой друг, но не более того. Так же, как ты и Мэтт. И это ничего не значит.

      Я задыхаюсь, у меня кружится голова, и накатывает новый приступ тошноты. Что это значит для тебя, Молли? Я до сих пор не знаю, что значит для меня секс с Мэттом, но это точно не про дружеские отношения.

      Стюарт продолжает говорить, то ли не замечая, то ли намеренно игнорируя мое молчание:

      – Но стоит признать, это довольно приятно, когда тебя считают привлекательным, понимаешь?

      Конечно, я понимаю. Ведь я испытываю то же самое. Но я забыла, что Стюарт тоже хотел бы слышать эти слова. Как-то в начале наших отношений мы посетили дом его родителей на Лонг-Айленде. Он показал мне фотографию, сделанную на его бар-мицве: толстый ребенок, втиснутый в костюм кремового цвета, пиджак, пуговицы которого держались просто чудом, очки с толстыми стеклами, прыщи, огненно-рыжие вьющиеся волосы (Стю называл свою прическу «еврейское афро»), зажатый между улыбающимися родителями и высоким, стройным старшим братом. «Мама называет брата „роскошным парнем”», – сказал мне тогда Стю, и от