Черное озеро. Юлия Землянская

Я знаю, что экспедицию финансирует Музей Истории Славянства. Но и ты неплохо вложился в оснащение лагеря. Слышал про какое-то дорогостоящее оборудование. Прости за бестактность, но кредиты для этих целей не выдают, откуда тогда?..

      – Я из состоятельной семьи, – Милен ответил с явной неохотой, – растрачиваю свое наследство на научную деятельность.

      – Достойно уважения, – Чернов знал об этом из досье, но было любопытно, как сам ученый сформулирует этот эпизод своей биографии. – Откуда такая любовь к археологии?

      – Да банально, в общем-то, с детства, – Вербицкий пожал плечами. – Впервые я услышал о кочующем ладожском племени еще в пятом классе. Вот с тех пор их загадка меня не отпускает.

      – Вот как. – Повисла пауза, пока Герман подбирал слова. – Я специально заранее не вникал в подробности, хотел погрузиться в эту историю на месте. Введешь в курс дела?

      В любом случае это было неизбежно. А начать расспрашивать про озеро прямо сейчас могло бы показаться подозрительным.

      – Конечно! Я могу говорить об этом часами, – Милен преобразился молниеносно, даже глаза заблестели. – Если обобщить, то мы изучаем следы древнего племени славянской группы, кочевавшего с запада на восток. Раньше исследования были направлены на изучение памятников, которые после себя оставляли эти кочевники, и причин их кочевого образа жизни, не свойственного славянским народам. Но пару лет назад, когда обнаружили их последнее поселение, собственно, куда мы сейчас едем, главной загадкой и основной темой исследований стало их исчезновение.

      – А вот тут поподробнее, – Герман весь подобрался и обратился в слух. Загадка исчезновения была для него вопросом насущным.

      – Все дело в отличиях между ранними поселениями – которые они основывали, а потом бросали, уходя на восток, – и последним. Раньше перед уходом они совершали несколько обязательных обрядов: все свои пожитки забирали, всегда заколачивали двери и окна, а на выходе из поселения устанавливали оберег-указатель, который, по их преданиям, благословлял путь на новое место. Ну а нам указывал, в каком направлении они ушли. Возраст поселений был от тридцати до пятидесяти лет. Здесь же ситуация другая. Это поселение молодое, ему было около шести лет, когда оно опустело, есть даже несколько недостроенных изб. И обнаружили его в таком виде, будто люди сто лет назад планировали выйти из своих домов буквально на минутку, и не вернулись. Двери и окна открыты, где-то погреб настежь, у кого-то в печи сгоревшая до угольков еда. И самая страшная находка – это останки младенца в люльке.

      Слова Милена звучали со странной смесью восторга и горечи, будто он не мог не восхищаться масштабом загадки, но ее человеческий аспект причинял ему искреннюю боль.

      Герман нахмурился:

      – И в каком году это поселение опустело?

      – Примерно в тысяча девятисотом.

      – Есть идеи, что произошло?

      Милен вздохнул:

      – Пока рабочая версия, что по какой-то неизвестной нам причине им пришлось скоропостижно