Северное сияние внутри. Анна Борисова

же так: увидел человека раз в жизни, посидел рядышком, ничего не успев понять о нем как следует, и вдруг понимаешь, что он роднее, ближе и приятнее всех остальных. А собеседник больше не появляется, не выходит на контакт. И сразу чувствуешь себя обманутым, как будто пообещали что-то, а потом не дали. Человек-то вроде и зароков не давал, но и надежду полунамеками или прямым текстом дал.

      Я не был впечатлительной постпубертатной девицей, чтобы в мечтах прогнать любовную историю, свадебную церемонию, беременность Лили и придумать имена для детей. Но в нашей единственной встрече находил, анализируя, столько нежных и теплых моментов, что не признаться самому себе в химерических иллюзиях было бы кощунством. Я мечтал быть рядом с Лили, хотя бы в качестве друга, и не отказался, уж точно, от возможности стать еще ближе. Трезвые доводы подсказывали, что ее работа не предполагает любовных связей, но ведь сердцу не прикажешь!

      В начале весны я превратился в одержимого шпиона. Знаки на замерзших стеклах сменились круглосуточным слежением за мансардой, я даже заказал в интернет-магазине бинокль; когда и эти меры ни к чему не привели, настала пора камеры с прибором ночного видения. Ничего. Гигабайты записей не зафиксировали ни единой активности на крыше.

      Я психовал, много курил, на ночь пил снотворные, чтобы забыться тяжелой дремотой, но она не отпускала даже во снах: приходила, улыбалась, мы бегали по облакам и гуляли по залитому солнцем летнему Петербургу. Утро снова забирало у меня Лили. Крот заискивающе заглядывал в глаза, как будто он банковский служащий, а я пришел с чемоданом хрустящих долларов. Кот чувствовал, что я медленно опускаюсь на дно печали. Урчал за троих, прыгал на колени, бросался под ноги и терся так, что вспыхивали электрические искры.

      – Бросила она нас с тобой, котейка! – Крот смотрел с недоумением, словно не верил.

      Фрустрируя, я купил и собрал пазл из тысячи деталей, чего никогда раньше не делал. На рисунке было изображено безмятежное бирюзовое море под высоким чистым небом и белый парус, отбрасывающий легкую тень в прозрачную глубину.

      – Под ним струя светлей лазури, над ним – луч солнца золотой… А он, мятежный, просит бури, как будто в бурях есть покой! – подкинула память стихотворение из учебника средней школы. – Зачем его учить желторотым юнцам? Вот я вызубрил, а выяснилось столько лет спустя, что оно и не про кораблик вовсе, а про меня, причем именно в данный момент!

      Панно прибил на стену. Сразу стало себя еще жальче. Пришлось покупать еще и модель корабля. Пока собирал ее, детально разобрал всю жизнь, пытаясь понять, чем так согрешил перед мирозданием, что расплачиваюсь за это одиночеством. Крутил-вертел догадки, но так и не нашел внятного ответа на вопрос. Лучше не становилось. Я еще раз оправдал свое звание неудачника.

      За окнами свистел ветер и, бросая вызов стихии, без шапок шли счастливые яркоглазые влюбленные с красными носами. Им было плевать на зиму, не уступающую свои позиции,