Дневник русской женщины. Елизавета Дьяконова

– тоже, потому что знаю, что мне с собой не совладать. Спросят меня из физики; посмотрю я на учителя, припомню вторую четверть, и… прости-прощай твердо выученный урок: страшная злоба так и подымается во мне, я вся задрожу, забуду все и вся… пусть он говорит за меня, а я буду молчать… И из математики спросят: начну как следует, а потом – чем дальше в лес, тем больше дров, и дойду я наконец до того, что запутаюсь в ответе и не выпутаться! Вот тебе и надежды на этот год. Радуйся, Лиза, и веселись! Не для себя я хотела учиться на награду, – мне кажется это смешным, – а для мамы, чтобы ее утешить; теперь ни на какую награду совсем не имею надежды. Одно только меня смущает: ведь если я, вопреки своему желанию, перейду без награды, то обязана для мамы кончить с золотой медалью, – а как я буду учиться? Вдруг и тут у меня будет провал? Что тогда делать?

      К Ал. Ник. сегодня пристал какой-то человек с требованием денег, грозя в противном случае убить, и показал ей нож. Она, конечно, страшно испугалась, проходивший мимо господин защитил ее от этого человека. Что, если бы он мне встретился! Пусть бы он убил меня, мне все равно, я только отдала бы ему свои серьги, больше у меня ничего нет. А хорошо, если бы я его встретила! Убил бы меня, и дело с концом! И за тройку из физики мама не стала бы сердиться. Боже, отчего не посылаешь Ты смерть тому, кто ее просит? Мне смерть – предмет первой необходимости: меня не станут бранить, не заставят французских правил из Игнатовича учить, не будут из физики и математики спрашивать и тройки ставить; не будет Шкалик выговаривать, не буду я больше бояться – «вот спросят»…

10 февраля

      Читаю «Исторический вестник» и даже жалею, что взяла его: зависть берет к иным людям. Вот, например, воспоминания г-жи Головачевой-Панаевой. Сколько интереса! Сколько видела она, с какими образованными людьми находилась с самого детства! Еще ребенком она вращалась в театральной среде, потом вышла замуж за известного литератора И. И. Панаева, очутилась между литераторами. Она теперь, наверное, старуха, старше моей бабушки, а сколько она знает! Если ей с малых лет приходилось вращаться в той среде, где главное – искусство, требующее более или менее умственного развития, то как же тут не позавидуешь! У г-жи Головачевой отец и мать Брянские – артисты императорского театра, у них постоянно бывало большое общество, актеры и театралы, – есть что вспомнить, даже и с раннего детства. А потом – какое у нее бывало блестящее литературное общество! Островский, Некрасов и другие!.. А что мне вспомнить в прошлом? – В глухой провинции, ни одного интересного знакомства…

18 февраля

      Сегодня умерла мамина няня. Царство ей небесное! Уже давно она хворала, но все выздоравливала, хотя и стара была – 89 лет. Многое она видала на своем веку, и все почти помнила. Умная, добрая, славная была няня! – «Все мы умрем, да только не в одно время, – сказала Александра, – сколько ни живи, а два века не проживешь». Вот своего рода философия. Хотя я и очень редко разговариваю с прислугой, но почти после каждого из этих разговоров невольно задумаешься,