Ния. В отражении времени. Ася Сон

Отражения смазывались, натыкаясь друг на друга в мокром зазеркалье, а потом снова проявлялись в резкости лиц своих хозяев.

      Прохожему достаточно было одного мимолётного взгляда, чтобы увидеть истинную правду – ту подноготную, что каждый обычно старался скрыть. И он хотел бы не знать, но не мог. А потому за внешностью дорогой и развязной стриптизёрши он видел скромную студентку с воспалёнными глазами, в хохочущем добряке с наливными щеками – пожарного, который вынес из огня немало искалеченных людей.

      Прохожий молчал и не вмешивался, так как не мог помочь. Он был всего лишь молчаливым свидетелем чужого выбора, чужого настроения жизни.

      Он понял это не сразу. Очнувшись в больнице, в доме боли, он вдруг ощутил удушающий запах преисподней. Его тело жило и чувствовало, но сознание странным образом затуманилось. Открыв глаза, он увидел перед собой лечащего врача, который мягко улыбался и что-то говорил. Однако сзади него стояла тень горечи от недавней кончины сложного пациента. А рядом в палате лежал мужчина с перебинтованной головой, от которого тянулся шлейф одиночества и щемящей тоски от потери любимого пса.

      Боль переломанного тела напомнила о случившемся на дороге и смешалась с чужими страхами, обидами и злостью, а перед глазами вдруг проявились странные силуэты людей с перепуганными лицами. Они наперебой что-то рассказывали, становясь всё громче и громче, то исчезая, то проявляясь вновь. С тех пор гомон в ушах не прекращался, и это проникновение стало его наказанием. Он принял это и обязался слышать и видеть каждого, чтобы искупить свою вину.

      Потом была тюрьма, дом терзаний, которая не столько мучила его своими условиями, сколько раздирала душу поломанными судьбами. Его сосед по камере смеялся над тем, как отравил грибами тёщу, хотя в его шутках таилось глубокое раскаяние от нелепой случайности. За суровостью надзирателя он улавливал нежность к своей годовалой дочери и желание скорее уйти на пенсию, чтобы проводить больше времени с семьёй.

      Люди сменялись перед глазами, но их мучения оставались в его памяти. Однако, несмотря ни на что, мужчина видел, что каждый человек одинаково искал радость в своём существовании.

      Жена приходила к нему в тюрьму несколько раз, но он отказывал ей в свиданиях, боясь перенести на неё своё проклятье, боясь увидеть в её улыбке разочарование. Чувство вины поглотило его без остатка. Он хотел бы всё изменить, но уже не мог. Она поняла это и больше не появлялась в его жизни. Своё дитя мужчина так и не увидел. Он даже не знал, кто родился и родился ли кто-то вообще.

      Когда он вышел на свободу, то отправился туда, куда указывали ему голоса, надеясь хоть как-то замолить свой грех. Он научился слышать погибших также, как чувствовать эмоции людей, с той лишь разницей, что встречи с людьми можно было избежать, а голоса оставались с ним всегда. Прохожий перестал нормально спать и плохо ел. Он словно существовал между двумя мирами: у живых – ощущал тревоги и надежды будущего, у покойных – слушал незаконченные