Рассказы о прожитом. М. Ф. Теребихин

практически отстраненный солдатской массой от командования, находил утешение в пьянстве и в спорах-разговорах о будущем России. Пытались создать некую офицерскую организацию и тайком от солдат устраивали собрания. На двух таких собраниях, проходивших в доме какого-то местного политика, присутствовал по приглашению батальонного командира и я. Главным вопросом на этих собраниях было – что делать с солдатами, как вернуть их к послушанию? Одни предлагали пустить в роты опытных агитаторов из «цивильных» горожан. Другие советовали похитрее действовать через солдатские комитеты. Находились и такие, что требовали арестовать полковой комитет и для устрашения солдат расстрелять перед строем нескольких смутьянов. Их одергивали: «Поздно! Они тебе так расстреляют – костей не соберем».

      Среди других отличался особой активностью немолодой штабс-капитан. Его знали и в городе и в полку, так как он часто выступал на митингах и писал заметки в вятскую газету. Он, по-моему, был одним из организаторов офицерских собраний.

      – Почему мы смотрим в рот полковому комитету? – горячился этот штабс-капитан, потрясая кулаком. – Позор! Председатель комитета – повар, малограмотный мужик! Он превратил полк в стадо баранов, а мы, доблестные русские офицеры, распустили нюни, все ждем команд сверху. Не будет нам никаких команд! Надо действовать самим! Надо добиваться переизбрания комитета, ввести туда верных нам людей.

      Мне собрания не понравились. Очень уж пахнуло на них старорежимными офицерскими замашками. Отошел в сторону, на очередные сборы не являлся и вскоре заметил острое недовольство со стороны своих прямых начальников. Командир батальона вызвал меня к себе: «Ты не вздумай солдатам рассказывать о том, что слышал на наших вечеринках. Болтовня одна там, а узнают солдаты – кровь может пролиться. И эта кровь будет на тебе. Всю жизнь не отмолишь… если еще сам живой останешься». Об офицерских собраниях я никому не рассказал. Во-первых, дал батальонному честное слово. Во-вторых, мне казалось, что и без того озлобленные на многих офицеров солдаты в самом деле могут поднять их на штыки.

      В те дни, как никогда раньше, я чувствовал себя на распутье – от солдат вроде бы отстал, они чуждались меня из-за звездочки на погонах, но и к офицерам не пристал, понимая, что они гнут не мужицкую, а господскую линию.

      Не могу точно сказать, какого числа мы узнали о новой революции в Петрограде. Я услышал о падении Временного правительства в день заступления на дежурство по караулам от солдат своего взвода.

      – Слыхал, Михаил Федорович, вести из Питера? – обступили меня радостно возбужденные солдаты. – Нету больше Керенского! Спихнули, как и царя!

      – Сказывают, какая-то телеграмма пришла. Ребята в город ходили, слышали от людей. А наши штабные «благородия» молчат, корень их за ногу! На глаза не показываются. И в комитете ни хрена толком правды не знают.

      – Правительство, говорят, на съезде