Рассказы о прожитом. М. Ф. Теребихин

и солдат было огромно.

      Не помню точно, до или после приезда Керенского порядки в школе начали ужесточаться. Группа юнкеров, в том числе Арешко и Полешко из нашей роты, были отправлены рядовыми на фронт. Заменили и некоторых чересчур «демократичных» офицеров. Возобновились наказания за самовольные отлучки и пропуск занятий. Валяться на морском берегу и плескаться в соленой воде удавалось все реже.

      В конце августа состоялся выпуск из школы. К нашему удивлению и к нашей радости, на фронт отправили меньше половины выпускников, а остальных распределили по внутренним округам. Нас, троих уроженцев северных губерний, откомандировали в распоряжение Казанского военного округа, а в Казани я получил назначение на должность командира взвода в 106-й запасной стрелковый полк, который размещался в Вятке (теперь гор. Киров). Так и не довелось мне повоевать в ту войну ни за царя-батюшку, ни за Временное правительство Львова, потом Керенского.

      Моя основная военная судьба была еще впереди. Но я горжусь тем, что пусть не в боях, а в тыловых частях, я все-таки служил в славной русской армии и до Октябрьской революции. Ведь в старой армии служили не только малышкины, ольхины и дураковатые унтер-офицеры. Самые добрые воспоминания остались у меня о полковнике Волчанском, прапорщике Василии Харитоновиче, многих офицерах 252-го полка и школы прапорщиков. Я уж не говорю о друзьях-товарищах, с которыми мы ели кашу из одного котла – солдатах, унтер-офицерах, юнкерах. Товарищество, армейская дружба, взаимная моральная поддержка помогали нам переносить и обиды, и унижения, и тяготы службы.

      Вятка, считай, была рядом с Котласом, а от Котласа рукой подать и до моих родных мест. Перед вступлением в должность мне дали двухнедельный отпуск, и я впервые за два года навестил семью. Сбылась-таки зародившаяся у меня в Вязьме мечта – приехал в деревню офицером. Были на мне золотые погоны и скрипящие ремни. Только вместо боевых наград на гимнастерке поблескивал значок-крестик, который вручался юнкерам при производстве в прапорщики.

      Младшего сына Мишу, который уже ходил по избе сам и лепетал кое-какие слова, я увидел первый раз. Он родился после моего ухода на службу. Пете шел четвертый год. Когда я вошел во двор, он играл с соседским мальчишкой у колодца, не узнал меня, побежал к матери в дом: «Мама, к нам большой солдат пришел!» Растерянная, ошеломленная неожиданной радостью Ольга встретила меня на крыльце…

      Две недели отпуска пролетели счастливо-бурным вихрем. Кое в чем помочь отцу удавалось только с утра, а к обеду собираются гости – христофоровские и из соседних деревень. Приносят бражку, медовуху, настойки. Жили мои земляки в общем-то бедновато, но таких голодух, о которых я слыхал в Ростове, у нас не было. Отец пожертвовал на застолья барана и овцу.

      Ходили с Ольгой по полям, знакомым пожням, начавшему желтеть березняку.