Калаус. Вадим Александрович Филатьев

* *

      – Хочется жить по кайфу, Влад, хочется делать все с удовольствием. Я тут понял еще, что значит жить в мире с Ним. В Библии сказано: надо жить в мире с Богом. Я думаю, Влад, это когда все делаешь по кайфу. Когда с удовольствием ешь, когда проголодаешься – ешь, а не то что надо есть, вот я и ем. По кайфу курить мне, слушать музыку по кайфу, после работы, когда я все сделал, когда я выполнил долг перед собой. Влад, перед Ним, я выполнил свой долг, потому что Он во мне и, значит, Влад, я с Ним должен жить в мире, то есть, значит, с собой. Ты понимаешь, какая крутизна тут назревает?

      Ричард сам чуть не задохнулся от собственного открытия.

      Они слушали музыку, лежали, курили. Ричард, как всегда, смотрел перед собой, неподвижно, долго. Потом сел на край кровати, вдруг разволновался:

      – Какое мне дело до того, что мир устроен с ошибками и что иначе он не может стоять? Тут просто понадобилась моя ничтожная жизнь, жизнь атома, для пополнения какой-нибудь всеобщей гармонии в целом, для какого-нибудь плюса и минуса, для какого-нибудь контраста и все такое прочее.

      Это Достоевский, Влад, это «Идиот», так меня называли в армии. Я потом – когда вышел – прочитал. Крутой писатель, между прочим.

      Я ненавижу совок, Влад, понимаешь, все совковое я ненавижу, эту их музыку – конфетки-бараночки, придурковатую, все эти фальшивые песни про Россию; ненавижу, Влад, их постоянную тягу к вранью. Постоянное вранье во всем. Командир нам говорит, что нужно честно исполнять свой долг, я верю, а сам ворует продукты со склада, мои продукты, продает свой мундир каждый день. И сам при этом кричит на политзанятии, что они, штатники, хотят захватить весь мир. Это они-то, эти премилые ребята, слушающие трэш и спокойно жующие индейку. Я не хочу быть в куче этих дармоедов, учащих меня жить и что мне слушать. – Ричард прихлопнул муху, за которой давно наблюдал. – Здесь мне спокойно, Влад, здесь я в Штатах, это единственное место, куда они еще не добрались. Единственное место, где они не властны надо мной.

      Ричард опять закурил, лег опять, успокоился.

      Влад думал: «Сколько в нем обиды, даже ненависти. Тяжело ему. А я… что я – не вижу ничего? Тоже противно, честно говоря. Но мне бы – с Иришкой все нормально было, родила бы она; уладилось бы как-нибудь все. А потом он здесь один совсем – вот ему и скучно, наверно. И мысли всякие лезут. А, может, ему и хорошо здесь, раз он сбежал от всех? Живет себе, музыку слушает, мечтает».

      Влад думал о Ричарде, о себе, обо всем.

      * * *

      Влад заметил, что Ричард днем был совершенно деловым человеком, осторожным, правильно все делающим, мало что говорящим и только по конкретному делу. Вечером же Ричард весь преображался: становился другим человеком – мечтателем, романтиком, – действительно другом. Вечером Ричард был интересным, и Влад, уходил в свои мечтания. Где-то эти мечтания стали пересекаться. Все больше и больше Влад уже и сам стал верить в то, что они будут жить здесь – долго, вместе, работать. Потом поедут в Москву, в посольство, попросятся в Америку. Потому что Ричард говорил об этом, как о свершившемся, как