Щетинин идет по следу. Тайна «Медной подковы». Мария Пчелина

с полей, выдохнул – пар от дыхания растаял в спёртом воздухе, – и двинулся дальше, в сердце этой шумной ямы.

      Щетинин шагнул в проходную – тесную, вылизанную конуру, где каждая щель дышала чистотой. За столом сидела девушка, прямая, как шомпол, тёмные волосы выбивались из-под платка, глаза острые, как у кошки. Стены, утратившие былой алый цвет до призрачной бледности, словно выпотрошенные нутром, не хранили ни единой отметины, лишь призрачные следы первоначального цвета судорожно цеплялись за шершавую поверхность.

      – Вам кого? – резкий женский голос прорезал шум, будто ножом по бумаге. В нём звенела сталь, но без злобы – просто привычка командовать.

      За широким столом, слишком громоздким для этой конуры, сидела девушка лет двадцать, может больше – прямая, как шомпол, руки сложены на тетради. В глубине, вдоль стены, ряды гвоздей держали связки ключей, выстроенные с военной точностью, будто отступи хоть один – и рухнет весь порядок. Чайник прятался в углу, почти незаметный, словно стыдился своей потёртости, а рядом чашки – белые, без единой трещины – укрывались полотенцем с тусклыми пятнами, единственным намёком на слабость в этой стерильной крепости. Здесь всё кричало о хозяйке, что железной рукой держала чистоту, как щит против хаоса типографии с одной стороны и сырости улицы с другой.

      – Михаил Павлов здесь работал? – спросил он ровно, скользнув взглядом по её лицу.

      Она нахмурилась, прикинула его взглядом, будто решала, достоин ли он ответа. Тёмные волосы выбивались из-под красного платка, туго завязанного ровно по центру. Лицо её было строгим, высеченным из той же угрюмой чистоты, что и эта проходная, – красота, если и была, тонула в тени этой суровой маски, оставляя только холодный блеск взгляда.

      – Павлов? Был такой. Печатник. Несколько дней как пропал. А вы кто ему? – голос сухой, без лишних ноток.

      Щетинин улыбнулся, ответной улыбки не последовало.

      – Александр Николаевич. Ищу его по просьбе жены, Зинаиды, – Щетинин чуть кивнул, будто это всё объясняло.

      – Авдотья Петровна, – она коротко наклонила голову, опять без улыбки. – Приятно, что ли. Работал он, да. Хороший был печатник. Руки на месте, дело знал.

      – Какой из него работник? – Щетинин шагнул ближе, оперся локтем о край конторки.

      Авдотья отложила тетрадь, посмотрела на него прямо.

      – Какой надо. Приходил, работал, станки не простаивали. Получку брал – и в трактир, конечно. Но на работе не пил, а остальное никого не касается. Главное – дело делал.

      – С похмелья как? – Щетинин прищурился, проверяя её.

      – С похмелья или без – какая разница? – она пожала плечами, будто он спросил о погоде. – Утром вставал к станку, листы ровные выдавал. Не его забота, что мастер ворчал. Работал – и ладно.

      – А с людьми как ладил? – он крутанул спичку в пальцах, не отводя взгляда.

      – С коллективом дружен был, – Авдотья чуть выпрямилась, голос стал твёрже. – Всегда