Гнездо орла. Елена Съянова

карандашом по столу:

      – Ро-берт! Ты, по-моему, заставляешь всех ждать!

      Лей перевел на него прозрачный взгляд:

      – А что я должен сделать?

      В зрачках Геринга загорелись две красные точки. Это был грозный признак.

      – Я прошу прощения. Я всех внимательно слушал, – объяснил Лей. – Но так получилось… Я перепутал таблетки – вместо аспирина принял снотворное. Еще раз прошу меня извинить.

      – А, такое случается! – сочувственно кивнул Гитлер. – Сделаем перерыв, господа, до завтра, до восьми часов. Рейхсляйтер Борман представит план реорганизации военного управления. Надеюсь, оставшиеся вопросы также будут улажены.

      Через полчаса раздосадованный Геринг попросил фюрера принять его, намереваясь пожаловаться на бессовестного Лея, который, «порой ведет себя вне всяких границ». Но Гитлер сразу его осадил.

      – Любого, кто придет ко мне с подобной жалобой, я выгоню вон! – резко бросил он и тут же широко улыбнулся. – Но не вас, мой дорогой друг, но не вас.

      Он указал Герингу на кресло, сел напротив и наклонился вперед, упершись локтями в колени:

      – Выслушайте меня, Герман, и давайте больше к этому не возвращаться. У меня к Лею много претензий, но я их все глотаю. Так же намерен поступать и впредь. Его не исправить. Но и не заменить. Я думаю, будь на его месте любой другой, мы бы уже прошли через гражданскую бойню, потому что четыре года назад никакие спектакли и аресты не сломали бы профсоюзам хребет, как никакие ласки и угрозы не заставят женщину отдаться тому, кто ей не по сердцу. Неудачное сравнение? Отнюдь! Немецкий пролетарий – особая субстанция. Заставить его хорошо трудиться – то же, что заставить женщину любить. Мы все еще помним двадцатый год! Вы перестали бывать на рабочих митингах, мой друг, а я иногда там выступаю… – Гитлер встал и начал расхаживать. – И я очень не люблю таких выступлений. Не люблю смотреть в эти лица. Что-то в них есть недосказанное, что-то как будто… припрятанное, что-то такое, до чего я никогда не могу дотянуться. И это «что-то» таит в себе опасность не только для дела национал-социализма, но и для самой идеи! Я нутром чую. – Он весь слегка передернулся, словно желая стряхнуть с себя неприятное ощущение. – Одним словом, не станем вмешиваться в эти дела! К тому же Лей далеко не столь уж неуступчив. Вспомните ваши прежние конфликты – в Пруссии, например! Вообще, если на него долго давить, как вы это умеете, Герман, то он в конце концов плюнет и сдастся. Тем более теперь, когда у него, возможно, наладится, наконец, семейная жизнь. Но! – Гитлер остановился перед Герингом и многозначительно поднял палец: – Но никогда не рассчитывайте, что давить на него стану я!

      Геринг ушел от Гитлера еще более недовольным, чем к нему явился. Фюрер, по сути дела, выдал Лею «индульгенцию» перед Господом… в лице самого себя.

      Маргарита сидела с Эльзой, кормившей малыша, когда к ним пришел Рудольф. Беспокойство за жену еще не оставило его, да и ребенок хоть и родился здоровым и крупненьким, но ему, впервые ставшему