Вот так и живём… Рассказы. Екатерина Антонова

наблюдать, как вдова траур по их брату соблюдёт. Вот ночь наступает, и приходит к той цыганке умерший её муж. Бедняжка не знает, не то радоваться, не то плакать ей… Ну, дело-то молодое у них, тёмная ночь покрыла… А цыганка та, надо тебе сказать, совсем не глупая была. Под утро, пока петухи не прокричали, потихоньку встала, спрятала один сапог мужа. «-Станет уходить, а сапога нет. На другую ночь опять придёт! Пусть он каждую ночь приходит, сапог просит вернуть. Не отпущу от себя!» Подумала так, и как ни в чём ни бывало, опять легла. И вот с тех пор прошло время. Каждую ночь приходил цыган к жене. Увидятся, и про всё на свете забывают! Вот, морэ, какие страсти бывают, как полюбили они друг дружку! По утру цыган опять исчезает, и опять сапог у жены остаётся. Заметно стало, что вдова беременная. Братья приступили к ней, кричат: «-Траур ещё не истёк, как же ты, беспутная, нашим таборным теперь в глаза смотреть будешь? Кто отец ребёнка?!» А та им отвечает: «-Муж у меня один, и ребёнок – его!» Тут братья совсем в злости зашлись: «-Ты что болтаешь, женщина! Или мы – дураки последние, поверить в такое?!» А цыганка та на своём стоит: «-А вот к вечеру приходите, спрячитесь в палатке, и всё узнаете!» Так и сделали. Как стемнело, снова цыган пришёл. Она у него и спрашивает: «-Что же ты, Петря, сапог прежде не забираешь? Братья твои спрашивают про ребёнка…». Тот всполошился: «-Ой, Зорица, подай-ка мне его сейчас! Коли ещё буду приходить – погибнуть может наш ребёнок!» Забрал цыган сапог, и исчез. Ну, а братья его с тех пор больше не обвиняли цыганку, а когда родилось дитё – стали помогать растить племянника. Так-то, морэ!

      …И снова пришёл гость послушать старую цыганку. Та встретила приветливо:

      – Яваса бахталэ, морэ! Ну, садись ближе к костру. Бери кружку, чай будем пить, да разговоры вести… Осторожно, не обожгись, только вскипел… А хочешь – бери картошку, вон с краю в золе лежит… Держи щепку… Вон на тряпице соль, хлеб… Вижу, грусть на душе у тебя, яхонтовый… Что так? Никогда не кочевал с табором, а который раз ко мне приходишь сердце успокоить у костра… Можешь не отвечать, и так знаю… Живёшь теперь в квартире, от земли оторвался, как осенний листочек с дерева… Э-эх, бриллиантовый, брось тугу-печаль, разве ты один такой? Другое сейчас время, и цыгане стали другие… Это гадже представляют цыгана в малиновой шёлковой рубахе на вороном жеребце. Едет, да поёт себе, на гитаре звонкой играет… Вокруг лес, поля, цветы разные запахом дурманят… Никаких тебе забот…

      Наблюдая за гостем, цыганка прервала рассказ, искренне порадовалась:

      – Нэ, дыкх, не забыл, что настоящие цыгане хлеб не режут, а разламывают руками! Лачо чаво! …Вот я тебя спрошу, а знают ли те гадже, как приходилось ютиться в кибитке под дождём, потому что дороги становится в сумерках не видно, а до ближней деревни или села глазом не достать? Попробуй-ка огонь в такое время развести погреться, одежду посушить… Да и лошади тоже ведь живые, без отдыху нельзя…