Позывной: «Москаль». Наш человек – лучший ас Сталина. Валерий Большаков

полезли вверх, а рука с расческой задержалась.

      – Что-то случилось, Котя?

      – Случилось. В это воскресенье начнется война.

      Нестеренко так резко повернулась к нему, что халатик распахнулся.

      – Это правда?

      Жилин кивнул.

      – Все очень и очень плохо, Маша. 24-го меня арестуют, через два дня придет твой черед.

      Женщина смотрела на него неотрывно. Плечи ее опустились.

      – Это из-за того… что… ну, что в апреле было?

      – А-а, когда я ляпнул сдуру? Да нет, Машечка… Не в том беда, что я Сталину наговорил, а в том, что наделал. Война будет страшная! Долгая! Миллионы сгинут! А в ВВС полный развал. Да за это убить мало!

      – Ну, Котя… Ты же совсем чуть-чуть побыл главнокомандующим! Почему это ты должен отвечать за чужие ошибки?

      – Должность у меня была такая – отвечать. А я…

      – Кому надо, разберутся, Паша!

      – Не разберутся, – жестко сказал Жилин. – Нас тупо расстреляют. Обоих. И готово дело.

      Мария расширила глаза, поверив сразу. Ее муж, отчаянный храбрец, физически не способен был панику разводить. Значит, правда…

      – Что же нам делать? – упавшим голосом проговорила она.

      – Тебе нужно скрыться, хотя бы на месяц, а я… Мне кое-что известно, Маша, и… Нет, лучше тебе побыть в неведении. Уходить надо, и срочно. Пока за нами следит только «добрейший» Платон Николаич, а вот потом… Короче, переодеваемся в штатское и неброское, форму берем с собой, может пригодиться. Деньги, документы… Все остальное бросим тут.

      – У меня там… – слабо запротестовала Нестеренко.

      – Я знаю, что у тебя в чемоданах, но бежать с ручной кладью не получится.

      – О-ох…

      Жилин встал и приобнял Марию, та доверчиво прижалась к нему.

      – Все будет хорошо, верь мне. Ты же знаешь, у меня всегда был хоть какой-то, но план! Одевайся.

      – Да-да…

      Сборы были недолги, и вот супружеская чета – он с портфелем, она с хозяйственной сумкой – покинули номер.

      Иван Федорович, лишенный, в отличие от Павла Васильевича, склонности к лихачеству, ощущал в этот момент неприятную боязнь и тревогу. Что их ждет?

      Жилин усмехнулся: вот как раз о «них» он не переживал.

      Маша была ему симпатична, но не более. Пускай память Рычагова с ним – память, но не чувства. Нет, речь не о том, чтобы бросить Марию – и пусть живет, как хочет.

      Просто подступают воистину черные дни, война на носу, и единственный способ уберечь эту женщину – дать ей шанс укрыться, хотя бы на время. А после… Бог весть.

      А. Голованов, командир 212-го отдельного дальнебомбардировочного авиаполка, май 1941 года:

      «Через несколько минут Павлов уже разговаривал со Сталиным. Не успел он сказать, что звонит по поводу подчинения Голованова, который сейчас находится у него, как по его ответам я понял, что Сталин задает встречные вопросы.

      – Нет, товарищ Сталин, это неправда! Я только что вернулся с оборонительных рубежей. Никакого сосредоточения немецких войск на границе нет, а моя разведка работает хорошо. Я еще раз проверю, но считаю это просто