Однокурсники. Эрик Сигал

он наверняка получил одобрение Москвы, потому что просил помощи у советских войск.

      – Теперь мне кажется, это ты фантазируешь. – И повернувшись к сестре, добавил: – Когда Анико позвонит, скажи, я ушел в университет.

      Перекинув пальто через плечо, он торопливо вышел из дома.

      В последующие годы, вспоминая об этом моменте, он спрашивал самого себя, почему по-нормальному не попрощался. С отцом все было понятно. Бесстыдное лицемерие старика его взбесило. Но почему он был так холоден с Марикой?

      Мысль о том, что тем стылым октябрьским утром 1956 года он и представить не мог, как далеко направляется, не могла его утешить.

      Слухи лавиной распространялись по университету. После каждого сообщения по радио люди начинали бегать по холлу, будто городские глашатаи. Обессиленные студенты ликовали, услышав слова президента Эйзенхауэра: «Америка всем сердцем поддерживает людей Венгрии». Они радостно говорили друг другу: «Весь мир наблюдает!»

      Но пик всеобщей радости пришелся на вторник, когда премьер-министр Надь объявил, что началась эвакуация советских войск. Дьердь, наверное, сбил с ног человек шесть, когда в восторге бросился через весь холл, чтобы обнять Анико.

      Утром первого ноября Дьердя разбудил Джеза, его однокурсник с юридического факультета.

      – Какого черта… – начал было он и тут заметил нечто странное. Худощавый Джеза выглядел, как толстяк из цирка. Не веря своим глазам, Дьердь потер их. – Какого черта с тобой случилось? – спросил он.

      – Нам надо отсюда выбираться, – сказал Джеза. – На мне вся моя одежда – по крайней мере все, что сумел натянуть. Я еду в Вену.

      – Ты не в своем уме? Советские войска ушли! Ты разве не слышал, что говорили по радио «Свободная Европа»?

      – Да, а еще я слышал, что сказал мой кузен из поселка Дер. Он позвонил пару часов назад и сообщил, что у западной границы собрались сотни русских танков. Они просто перегруппировываются, чтобы затем вернуться.

      – Он уверен?

      – Хочешь подождать и проверить лично?

      Дьердь колебался, но длилось это всего долю секунды.

      – Я схожу за Анико.

      – Давай, только пошустрее.

      Она начала возражать.

      – С чего ты взял, что русские возвращаются?

      – Как еще можно тебя убедить? – раздраженно сказал Дьердь в ответ. – Слушай, если Венгрия станет независимой, то поляки и чехи тоже начнут действовать. А тогда – бум! – и Российская империя рухнет, как карточный домик.

      Она побледнела. Анико пугала серьезность решения, которое ее заставляли принять.

      – Но как же моя мама, она без меня не справится.

      – Ей придется, – невозмутимо ответил Дьердь. Он обнял ее: она тихо всхлипывала.

      – Дай я хотя бы ей позвоню, – попросила она.

      – Хорошо. Но, прошу тебя, быстрее.

      Они двинулись в путь. Дьердь и Анико лишь с накинутыми на плечи несколькими вещами, Джеза – со всем своим гардеробом. Когда они добрались до окраин