Тайна фамильного перстня, или Три лепестка магнолии. Вера Анатольевна Прокопчук

правы, – отвечала я, отрывая свой ошеломленный взгляд от газеты. – Это просто нечто из ряда вон… Там какой-то заговор ведьм против политика!

      Я как раз читала объявление о наведении порчи.

      Если бы не это объявление, я бы еще тогда заметила бы странный, взволнованно-нервный тон в интонациях Эрминтруды: так говорит женщина, которая чем-то озабочена, даже подавлена – но пытается это скрыть легкомысленным тоном и натянутой любезной улыбкой. Однако в тот момент мое внимание было полностью захвачено объявлением.

      – Вот это да, – фыркнула я, – ну и ну!

      Большой белоснежный пуховый кот, валявшийся на диванчике в углу комнаты, с любопытством поднял голову. Затем вскочил, легким прыжком перенесся на спинку моего кресла и заглянул в газету через мое плечо. А после протянул передние лапки, и пальчики этих лапок вытянулись, превратив лапки во вполне человеческие ручки, только маленькие и покрытые шерстью. Схватив газету, он устроился на спинке кресла, свесив задние лапы, и принялся читать с большим интересом. При этом янтарные глаза его налились красным жаром, как угли.

      Что поделаешь, когда ты не просто кот, а демон, то любая эмоция отражается у тебя в глазах переливами пламени.

      Пока он читал, я, попивая кофе, лениво осматривала с детства знакомую мне комнату баронессы. Куча картин и картиночек в рамках на стенах, по-старомодному обитых кретоном в цветочек – это вместо обоев. Не миллион – но полмиллиона уж точно – вышитых крестиком подушек и подушечек на креслах и диванчиках, и примерно столько же фарфоровых пастушек и пастушков на всем, на чем их только можно поставить: комодах, полочках, каминной доске и старинном буфете.

      – Что вы об этом думаете, уважаемый Люциус? – спросила я у кота, когда убедилась, что он все прочел, и протянула газету Эрминтруде. Та уставилась в газету, прочитала, трепетно ахнула и прижала пальчики ко рту с кокетливо-потрясенным видом.

      Кот перепрыгнул на пустое кресло у стола. Воздух вокруг него заколебался, и через минуту на его месте сидел средних лет худощавый мужчина – смуглый, широкоплечий, с тонкими чертами лица, обрамленного длинными белоснежными волосами. Он смотрел на трепетную Эрминтруду, и в янтарных его глазах светилась бесконечная ирония.

      – Не угодно ли чаю, дорогой Люциус? – любезно пролепетала Эрминтруда, отрываясь от газеты.

      – Благодарю вас за любезность, дорогая Эрминтруда, я был бы счастлив принять чашечку из ваших рук, но я уже пил чай сегодня, – ответил он, и в его словах мне почудилась какая-то странная, насмешливая интонация, – а что до заметки, – он повернулся ко мне, – то я не верю ни единому слову, в ней напечатанному.

      И улыбнулся своей обычной ироничной улыбкой.

      – Но почему?! – удивилась я.

      – Дорогая, мне кажется, вы еще не совсем проснулись, – возразил он. –Начнем с того, что нормальные люди не дают объявлений в газеты о своих незаконных намерениях. Вы видели, чтобы грабитель объявил о намерении ограбить банк, а убийца – о желании убить свою жертву?

      – Нет.

      – Тогда