Цирковая мышь. Екатерина Белокрылова

точки, то соединяясь в парочки, то разъединяясь снова. Б. стащил с меня одеяло и откинул подальше. Лицо у него опухло со сна, волосы были примяты с одной стороны и растрепаны с другой. Из форточки подул холодный ветер. Мои ноги на огромной кровати казались куриными лапками.

      – Мышка, только я с вами не пойду, мне на работу надо, – сказала мама, когда мы встретились на кухне. Она дернула ручку холодильника, а я села на край скамейки, потирая кулаками глаза. – Да где ж он? Вчера купила, чтоб ты поела с утра.

      Я уныло посмотрела в холодильник. Там валялась сморщенная поголубевшая луковица. На нижней полке стоял стакан с какой-то мутной жидкостью, прикрытый сверху бинтом.

      – Точно, наверно в сумке и оставила…Ну, за ночь-то не испортится? – мама вернулась с упаковкой йогурта, торопливо дернула фольгу сверху. Фольга оторвалась тонкой полоской посередине, йогурт брызнул маме на блузку. – Да что ж за день-то! Вот, поешь.

      – Я боюсь с ним одна! – громко зашептала я, – поехали с нами, пожалуйста!

      – Не переживай, все хорошо будет. Папа все равно лучше умеет договариваться.

      – А можно, чтобы дедушка с нами пошел? Его все любят, вообще все!

      – Ты там ее откармливать решила? – крикнул Б. из большой комнаты. Там что-то упало и покатилось, хлопнула дверца шкафа. Он выскочил в прихожую и принялся рыться в бумажках под зеркалом. Журналы и расчески съехали на пол. – Вика, где ее свидетельство о рождении? Мы опаздываем!

      – Я не помню! Посмотри в отпускной сумке! – мама потерла переносицу. Когда папа что-то не мог найти, она сразу сердилась, а тут ей и в голову это не пришло. – Надя, дедушка с тобой пойти не сможет.

      – Но ты ведь не спрашивала!

      – У него работа, ты же знаешь. Да и не нужен нам никто. У нас теперь своя семья, – она с раздражением повела плечами, и крикнула в прихожую: – Может, сегодня без свидетельства примут?

      Свидетельство нашлось под горшком с пальмой, мы скатились по лестнице и понеслись к метро. Рукавом куртки я утирала с лица вишневый йогурт. Б. сказал, что на еду у меня пять секунд – пришлось опрокинуть йогурт в рот прямо из банки.

      Мы бежали вдоль шоссе, мимо грохотали машины. Одна из них провалилась колесом в лужу и обрызгала Б. лицо и сумку. «Кретин, тебе бы руки повырывать! И ноги тоже!» – заорал Б., схватил с дороги камень и кинул вслед машине. Я, округлив глаза от страха, переминалась с ноги на ногу. Б. больно схватил меня за руку, снова дернул вперед. На ходу он вытянул из кармана засохший платок в коричневых и желтых пятнах и стал обтирать щеку.

      Я пыталась утянуть его подальше от дороги, к цепочке грязных синих киосков. Под узенькими крышами курили продавцы. Они нахохлились, как замерзшие голуби, и хмуро поглядывали на небо.

      – Ломбард, – прочитала я вывеску на ржавом козырьке и робко взглянула наверх. Получилось не прямо в лицо Б., а как-то вскользь. – Что значит «ломбард»?

      – Это значит «шевели задницей»! В школе будешь вопросы задавать, – сказал Б. Его повернутая за спину черная сумка тряслась у меня перед носом. С этого дня мы не ходили рядом – он всегда несся впереди и тащил меня за собой.

      В