Цветущая вечность. Структура распада. Темирлан Муслимов

всё, что они пытались создать в своей лаборатории.

      Последняя молния прорезала ночное небо, освещая их фигуры, идущие сквозь дождь. Два силуэта, движущиеся бок о бок, оставляя за спиной дом с его призраками и новой, хрупкой жизнью, пробивающейся сквозь пепел прошлого.

      Теория хрупкости

      Александр стоял перед массивным электронным микроскопом в нейробиологической лаборатории, так пристально вглядываясь в окуляр, что мир вокруг перестал существовать. На экране монитора разворачивался странный, почти инопланетный пейзаж – нейронная культура, выращенная из стволовых клеток. Крошечные отростки нервных клеток тянулись друг к другу, образуя связи – синапсы, основу памяти и сознания.

      Три недели он приходил в лабораторию к шести утра, задолго до других студентов. Профессор Вайнштейн, впечатлённый его энтузиазмом, выдал ему персональный пропуск. "Сын Левиных," – профессор не произносил этого вслух, но в его взгляде читалось ожидание. – "Посмотрим, унаследовал ли ты их гений… и только ли гений."

      Александр сдвинул столик микроскопа, делая очередной снимок. Три недели он приходил сюда до рассвета, часами всматриваясь в нейронные культуры. Иногда ему казалось, что если достаточно долго смотреть на эти красивые переплетения клеток, то найдёшь ответы на все вопросы. Включая вопрос о том, почему родители выбрали такой конец.

      Он изучал, как электрические импульсы влияют на формирование связей между нейронами. Родители пошли дальше – они стремились изменить память, переписать её. Он же хотел просто понять, как она работает. Иногда по ночам его мучил вопрос: если бы он раньше заметил их одержимость, смог бы он что-то изменить?

      Новый снимок. Чёткая последовательность действий успокаивала. Пока существовал порядок в лаборатории, он мог не думать о хаосе в своей жизни.

      Сосредоточенно записывая наблюдения, Александр вдруг заметил, что карандаш в его руке слегка дрожит. Не сильно – едва заметное подрагивание, словно лёгкая вибрация. Он нахмурился, положил руку на стол. Дрожь прекратилась. Усталость, решил он. Три недели по шесть часов сна – организм просто протестует.

      Яркий солнечный свет залил помещение, когда кто-то распахнул дверь. Александр обернулся, щурясь после тусклого освещения микроскопной зоны.

      – Извини, – Роза стояла на пороге в своем неизменном лабораторном халате с застёгнутыми пуговицами, хотя за окном уже чувствовалось приближение лета. – Не хотела мешать. Я просто… – она запнулась, мимолётно касаясь кармана, где что-то оттопыривалось, – …кое-что принесла.

      Прошло два месяца с их первой встречи в оранжерее. Дважды в неделю они вместе навещали родительский дом, ухаживая за той самой розой, которую посадили. Поначалу казалось, росток не приживётся – листья пожелтели, стебель подсох. Но Роза была упорной. Каким-то чудом ей удалось не только спасти растение, но и добиться появления новых побегов.

      Александр сохранил последний снимок и выключил микроскоп.

      – Ты не мешаешь, –