РШ-12. Сергей Нижегородцев

о они как люди – кажутся близкими, а на самом деле между ними бездна.

      Волна ударила в борт, обдав лицо солёными брызгами. Олег не вытер их.

      "Тебя нет уже пять лет. А я всё ещё здесь. Зачем?"

      Яхта скользила вперёд, разрезая тьму. Он был один посреди океана. Ближайший берег – в сотнях миль. Ближайший человек – в тысячах.

      "Я сдержу обещание, Настя. Даже если это последнее, что я сделаю."

      Компас в рубке указывал на восток. Туда, где ждал его безумный контракт. Его последняя миссия.

      Олег спустился в рубку. Стены из тикового дерева отделяли его от бесконечности снаружи, создавая иллюзию безопасности. Радиоприёмник потрескивал в углу – монотонный белый шум без голосов и музыки. Он повернул ручку настройки. Треск усилился, затем ослаб. Никаких станций, никаких переговоров. Только пустота эфира.

      Корпус яхты скрипел, сопротивляясь напору волн. Каждый звук отдавался внутри Олега эхом. Эти звуки стали его единственными собеседниками за последние дни.

      Он проверил навигационную систему. Зелёные цифры равнодушно сообщали координаты. Всё работало безупречно – техника не подводила. Но приборы казались мёртвыми предметами, просто железом и пластиком, лишённым души.

      Волна ударила в борт сильнее обычного. Что-то упало на пол – фотография в рамке. Олег поднял её. Настя смотрела на него сквозь стекло, улыбаясь так, как умела только она – глазами, всем лицом. Снимок сделан за год до болезни. Тогда он ещё не знал, что время можно измерять такими категориями – "до" и "после".

      Он поставил фотографию на место и открыл бортовой журнал. Ровные строчки записей – курс, координаты, погода. Сухие факты. Ничего о том, что происходило внутри.

      Рация зашипела, выплюнув короткий всплеск статики. Олег вздрогнул, потянулся к ней. Снова тишина. Только ветер выл снаружи, обтекая корпус яхты.

      В этой изоляции было что-то первобытное. Человек против стихии. Человек внутри стихии. Без опоры, без связи с миром.

      Олег посмотрел на карту. До точки встречи оставалось три дня пути. Три дня абсолютного одиночества. Три дня наедине с морем и воспоминаниями.

      Он вышел на палубу. Небо и море слились в единую тёмную массу. Яхта казалась крошечной точкой в этом бескрайнем пространстве. Уязвимой. Незначительной.

      Олег проверил приборы в третий раз за час. Навигационная система работала без сбоев, но что-то не давало ему покоя. Взгляд зацепился за наручные часы – швейцарские, подарок от Насти на сорокалетие. Секундная стрелка двигалась рывками, как будто преодолевая невидимое сопротивление.

      Он сверил их с хронометром на приборной панели. Разница в три минуты. Его часы спешили, хотя ещё утром шли точно. Олег нахмурился, подкрутил заводную головку. Возможно, сказывалась качка или перепады давления.

      На столике лежала раскрытая книга – старый потрёпанный том Бродского, который он перечитывал в минуты бессонницы. Олег мог поклясться, что оставил её на странице с "Письмами римскому другу". Теперь же книга была открыта на "Сретенье" – стихотворении о смерти и встрече с вечностью.

      "Странно," – подумал он, но не стал зацикливаться. Должно быть, забыл или перевернул страницу машинально. Память иногда подводила его с тех пор, как не стало Насти.

      Он вышел на палубу. Ветер усилился, гнал по небу рваные облака. Яхта разрезала волны, оставляя за собой пенный след. В шуме ветра ему почудилось что-то – едва различимый шёпот, будто кто-то произнёс: "Олег".

      Он резко обернулся. Никого. Только ветер и волны. Воображение играло с ним злую шутку. Или одиночество. Или и то, и другое.

      Олег глубоко вдохнул солёный воздух. Возможно, стоило отдохнуть. Усталость накапливалась – он почти не спал последние два дня, проверяя курс, слушая прогнозы погоды, просчитывая риски.

      Вернувшись в рубку, он заметил, что часы теперь отставали на минуту. Это противоречило законам физики и здравому смыслу. Механические часы могли спешить или отставать, но не менять направление хода за несколько минут.

      Олег снял их с запястья, положил на стол. Секундная стрелка дёрнулась, замерла, потом продолжила движение – теперь уже в нормальном темпе.

      Он потёр глаза. Усталость. Просто усталость и игра воображения. Ничего больше.

      Но где-то в глубине сознания эти мелкие несоответствия фиксировались, складывались в узор, которого он пока не видел.

      Олег вернулся в каюту, сбросил куртку на кресло. Усталость наваливалась свинцовой тяжестью. Он решил просмотреть навигационные карты ещё раз, чтобы убедиться в правильности курса. Выдвинул ящик письменного стола – и замер.

      Среди карт и документов лежал конверт. Простой белый конверт без марок и штемпелей. На нём – его имя, написанное знакомым почерком с характерным наклоном букв и завитушкой над "л".

      Почерком Насти.

      Сердце пропустило удар. Он медленно взял конверт, ощупал его пальцами, словно мог определить подлинность на ощупь. Бумага казалась обычной, реальной. Не галлюцинация.

      Олег не помнил,