Россия, которую мы потеряли. Досоветское прошлое и антисоветский дискурс. Павел Хазанов

1962 году по случаю 125-летней годовщины смерти Пушкина в толстом литературном журнале «Звезда» вышел короткий текст Анны Ахматовой «Слово о Пушкине». Это не первый текст Ахматовой о творчестве Пушкина, и по сравнению со всеми ее другими литературными и научными трудами, затрагивающими наследие главного русского поэта, «Слово о Пушкине» кажется безделицей. Но в этой безделице есть любопытный формальный элемент – сложное предпоследнее предложение:

      Государь император Николай Павлович в белых лосинах очень величественно красуется на стене Пушкинского музея; рукописи, дневники и письма начинают цениться, если там появляется магическое слово «Пушкин», и, что самое для них страшное, – они [враги Пушкина] могли бы услышать от поэта:

      За меня не будете в ответе,

      Можете пока спокойно спать.

      Сила – право, только ваши дети

      За меня вас будут проклинать28.

      Что это за «поэт», от которого «они могли бы услышать» такие слова? Жанр этого эссе наводит на мысль, что Ахматова завершит его стихами Пушкина, в идеале известными и часто цитируемыми. Собственно, именно так она и поступает в последнем предложении: «И напрасно люди думают, что десятки рукотворных памятников могут заменить тот один нерукотворный aere perennius». Но четверостишие, предваряющее это предложение, принадлежит не Пушкину, а самой Ахматовой, а значит, «поэт», о котором она говорит, – она сама. В чем смысл этой вставки, особенно тогда, в 1962 году?

      На первый взгляд, очень краткое «Слово о Пушкине» сродни тривиальным поэтическим нравоучениям – здесь, как и в других своих эссе, Ахматова пишет об элите, которая предала поэта ради придворной карьеры, но не избежит возмездия в исторической памяти29. Однако, если копнуть глубже, перед нами текст не столько о Пушкине и даже не об Ахматовой как об отдельном поэте, сколько об идеологии фигуры «поэта» и ее роли в 1960‑е годы. В период оттепели, последовавший за смертью Сталина, Ахматова уже не была просто автором, оставившим легендарное творческое наследие. К тому времени она превратилась в своего рода институцию. Как-то раз, вскоре после смерти Сталина, знакомый Лидии Чуковской в шутку назвал Ахматову «первой дамой Империи», и Чуковская с ним согласилась30. В другой части «Записок» – на дворе конец 1962 года, пик оттепели – эта мысль выражена еще более отчетливо:

      Мы заговорили о том, может ли повториться 37‑й?

      – Не может, – сказала Анна Андреевна твердо, – и знаете почему? Нет фона, на котором Сталин весь этот ужас взбивал. Вот вам косвенный признак: теперешнее молодое поколение нас с вами понимает, не правда ли? они для нас ручные, свои, а тогда, в 29‑м, в 30‑м году, было такое поколение, которое меня и знать не желало. «Как! Она тоже пишет какие-то стихи!» Было такое поколение, которое проходило сквозь меня, как сквозь тень. Какие-то там старые тетки любили когда-то какие-то ее стишки! – и все ждали, что вот-вот явится новый поэт, который скажет новое слово, и прочили в эти поэты Джека Алтаузена31.

      В

28

Ахматова А. Слово о Пушкине // Ахматова А. О Пушкине: Статьи и заметки / Сост. Э. Г. Герштейн. Л.: Сов. писатель, 1977. С. 6–7.

29

Стефани Сандлер отмечает, что другие, более объемные эссе Ахматовой о Пушкине говорят о существовании «загадочного» прошлого, путь в которое поэту закрыт: уже немолодая Ахматова хочет «как поэт и известная личность найти смысл» в гибели Пушкина, но уроки, которые можно извлечь из его гибели, оказываются не слишком интересными. Они сводятся к морализаторским тезисам об «одиночестве и предательстве», поэтому цель поздних эссе Ахматовой – «рассказать читателям о превратностях жизни на виду у публики, о том, как важны верные друзья и верные читатели, и выразить уверенность, что говорить правду возможно» (Sandler S. Commemorating Pushkin: Russia’s Myth of a National Poet. Stanford, CA: Stanford University Press, 2004. P. 213).

30

Запись от 1 мая 1953 года // Чуковская Л. Записки об Анне Ахматовой. Т. 2: 1952–1962. Париж: YMCA Press, 1980. С. 19.

31

Запись от 4 ноября 1962 года // Там же. С. 456.