Развод по расчету. Маргарита Белозёрская

словно она сама не верит в происходящее.

      Смотрю на нее, на Петра Волкова, который наблюдает за нами с холодным, оценивающим взглядом. И на отца, лицо которого словно высечено из гранита. Его глаза полны сдержанной ярости, но он молчит, стиснув губы в тонкую линию.

      – …Отчуждение доли в компании «Инвестиционные Высоты» в пользу… – запинается. – В пользу Ильинского Игоря Степановича… за… за сумму… – кашляет. – За сумму, эквивалентную рыночной стоимости…

      Она заканчивает читать, голос ее почти не слышен. Тишина повисла в кабинете, густая и тяжелая, как дым от моей только что выкуренной сигареты.

      По спине пробегает холодок. Сумма… Я даже не задумывалась о ней. Главное было уйти, разорвать все связи с этим местом.

      Петр тихо усмехается. Его взгляд скользит по моему лицу, оценивая мою реакцию. Я не подаю виду. Не сейчас.

      – Ну что, не передумала? – спрашивает он, протягивая мне ручку. Его голос ровный, спокойный, но в нем слышится сталь.

      – Значит, доли Влада тоже больше нет? – интересуюсь, прикусываю губу.

      Волков раздраженно вздыхает.

      – Я тебе ещё вчера сказал, что он не вернется.

      Проглатываю болезненный ком в горле от его слов. Беру ручку, подношу ее к документам, медленно, растягивая момент.

      Я чувствую, как взгляд отца прожигает меня насквозь. Он ненавидит меня. Презирает.

      Но в то же время он, сто процентов, ощущает облегчение. От того, что их сотрудничество с Волковым продолжается.

      Подписываю. Резко, небрежно. Моя рука не дрожит. Я откладываю ручку, встаю, чувствуя себя неожиданно свободной, легкой как пушинка. Словно с меня сбросили груз, который я тащила долгие годы. Хотя не годы… Поменьше, конечно.

      – Всё, – говорю я, голос мой звучит твердо, хотя внутри все еще клокочет буря эмоций. – Аривидерчи.

      Поворачиваюсь и ухожу, оставляя их в мире богатства, власти и интриг. Илона следует за мной. На улице светит солнце. Я глубоко дышу, вдыхая свежий воздух, и чувствую, как наконец-то начинаю жить.

      Но куда идти? Что делать дальше?

      Точно. Клуб. Пора продолжать пьянку.

      Илона садится за руль моей машины. Только ей могу позволить это. Пока сама… не в состоянии. Даже не помню, как я до сюда-то доехала.

      – Мира, может, домой? – спрашивает Илона, положив руки на руль.

      Недовольно цокаю.

      – Ты что, за полгода в монастырь ушла? – бросаю нервно. – Обычно это я тебя из клубов силой вытаскивала.

      Илона отворачивается, заводя двигатель.

      – Я просто переживаю за тебя, – отвечает тихо. – Мира, ты сломлена, и я вижу это.

      – Илона, – более резко проговариваю я. – Ты не видела меня по-настоящему сломленной. Там, в Мюнхене, четыре месяца назад. Минуту и двадцать секунд его сердце не билось. Вот тогда я была сломлена. А сейчас – херня.

      Машу рукой, не отворачиваясь от окна.

      – Я хочу отдохнуть. Только это отвлекает от того, что я не знаю, что он делает. Поел? Заговорил? Что смотрит по телевизору? Положили ли ему