Москва литературная №7, 2024. Стихотворения. Проза. Рецензии. Интервью. Кира Занина

Отрыв ножки, я с усилием выдернула стол из кустов. Нарвав листьев огромного лопуха очистила поверхность стола и, подперев им одну из стенок храма, водрузилась на него ногами. Моё лицо упиралось аккурат в середину церковного окна. Местами оно было треснуто, в паре мест и вовсе прилично разбито. Узорчатое пыльное стекло когда-то выглядело цветной стеклянной мозаикой. Очень приличной, между прочим. Я плюнула на небольшую часть витража и протёрла ладонью небольшой участок окна. Внутри было пыльно и светло.

      Рассеянные солнечные лучи заливали весь храм изнутри, оттого было мило и очень уютно. Я постояла ещё минут пять, прилипнув лбом и носом к стеклу, и решила-таки в храм залезть. Но не пролезла бы: острые углы стекла опасно вылезали в верхней части рамы. Оглянувшись по сторонам, ещё раз убедилась, что вокруг ни души и, спрыгнув на землю, отыскала приличный такой булыжник. Стёкол я никогда не била да и вообще была крайне воспитана всегда, но тут и желание, и некий авантюризм взяли верх над разумом. Прикусив больно губу, я пару раз стукнула камнем по окну. И разбить не смогла. Рука не поднялась. Постояв с булыжником в обнимку, мы решили, что если даже и разобьём сейчас стекло, то потом обязательно чем-нибудь возместим, в конце концов рама и так почти пустовала незнамо сколько лет до меня.

      Стекло звонко треснуло в нескольких местах и вместе с булыжником громко плюхнулось на пол церквушки. Я просунула голову внутрь и оглядела обстановку с высоты.

      – Мне однозначно свезло сегодня, – пробубнила я, осторожно слезая по старенькой самодельной лестнице вниз мимо деревянных лесов, что стояли почти по всему периметру церкви.

      На окне, правда, остался болтаться кусок от подола моего сарафана. Я пролезла в дырку рукой, повертела дырявое платье на свету и, вздохнув, огляделась по сторонам. Под куполом было даже жарко. Крыша тут дырявая, и сквозь дыры в этой крыше как раз спокойно пролезали голуби: так и обосновались они здесь всем семейством. Никто их тут не кормил: они сами кормились, чем придётся. В какой-то момент мне стало немного жутковато. Серые стены не особо приветливо поблёскивали в лучах закатного солнца. Фрески от жары и старости облупились, некогда святые лица грозно и одиноко вглядывались в пустоту. Когда-то на этих лёгких и пушистых облаках качался ангел, а сейчас крылья его были будто обрезаны и сожжены на тусклых и пыльных стенах потолка. На затянутых паутиной колоннах зияли огромные дыры и ржавые гвозди, когда-то здесь висели иконы. Я прошлась по светлой стороне храма, огляделась по сторонам и присела на пыльную крашеную скамейку. Захотелось спеть. И я тихо стала что-то напевать. Голос разливался трехмерным эхом, и звуки полузабытых слов песни, благодаря ему, проникали в самые тёмные уголки храма. Где-то пробежала мышь, где-то прошелестели крыльями голуби и там, где было темно и как будто сыро что ли, блеснул огонёк. Как маленькое деликатное пламя свечи мелькнуло в глубине старого алтаря. От неожиданности