Расколотое сознание. Энн Княгинина

на правильный путь.

      Эта Зоя стоит на пороге кухни, слушает, следит, анализирует.

      – А какая она, правильная дорога, по-твоему?

      Мать переводит взгляд на меня.

      – Зоя тебе и сообщит, когда ты ей всё расскажешь.

      У мамы пустой взгляд.

      Зоя на пороге кухни, как охрана.

      Секта поганая.

      – Что же мне рассказать…

      Потирая подбородок, я на деле ни о чём не думаю. Отключаюсь. Ненароком слышу сквозь голоса из телевизора свой смех, сплетённый со смехом Майка.

      – Пройдём в комнату. Первые выводы я сделала, теперь хочу узнать тебя получше.

      – Как человек, далёкий от психологии, я удивлён.

      Женщина склоняет голову, внимательно слушая меня.

      – В чём же твоё удивление, Артур?

      – Как взрослая женщина, позиционирующая себя как помощница людей, может без стыда входить в чужие комнаты и рассматривать чужие вещи без разрешения владельца?

      Мама трёт под левой грудью ладонью. Пошла манипуляция здоровьем.

      – Я же предупреждала, он начал невыносимо много болтать. Он спорит! И вернулся в какой-то ужасной одежде, а уходил в костюме!

      – Я позволила себе такое, чтобы вскоре помочь с решением твоих проблем, – безапелляционно отвечает Зоя.

      Я хочу засмеяться над этой дурью, фигнёй полной, но никак не получается. Я не могу контролировать эмоцию радости – она сама проявляется, да так редко, что собственная улыбка поражает. Для других, как оказалось, это вообще что-то сверхъестественное.

      – Ну хорошо, пойдёмте поговорим.

      Мы входим в комнату, где аромат чужих духов вытеснил мой запах. Проверяю взглядом вещи – трогала ли Зоя чего, отодвигала ли.

      Но без толку это. В своих вечных рассуждениях о жалкой жизни я не обращаю внимание на что-то обычное: как, например, где лежал мой блокнот, в котором я ничего не писал. Или где я оставил нотную тетрадь.

      – Можешь присесть, Артур.

      – Могу, но не хочу, благодарю.

      Цокает языком.

      – Ты связался с плохой компанией?

      Плохие ли те люди, или просто отличающиеся от меня?

      – Я ни с кем не связан.

      – Поэтому ты перечишь родителям?

      Она садится на край, моей, блин, кровати. В грязных уличных брюках.

      – Не перечу, а отстаиваю свои права.

      Она выводит меня на разговор, и у неё получается. Выдыхаю через нос, наращивая панцирь замкнутости. Ненавижу болтать о себе.

      Моя душа – это моя душа. Моё сердце – это моё сердце. Мои мысли – это мои мысли. И никто не вправе залезать внутрь без моего разрешения.

      – Тебе кажется, что мама с папой отнимают твои права?

      – А где отец?

      – Твой папа ушёл на работу, его вызвали на ночную смену. Ты хочешь с ним увидеться? Он тебя защитит?

      Держи язык за зубами, Артур. Она тянет из тебя энергию, чтобы ты высказался, а как выйдет из комнаты, доложит матери каждое слово, сказанное в этих стенах.

      Лучше всего ты играешь на пианино и утаиваешь правду о себе.

      – Мне завтра на учёбу.

      – Тебе нравится