Расколотое сознание. Энн Княгинина

кто-то в тебя верит!

      Мои губы дрожат, зубы стучат друг об друга. Я, чёрт возьми, начинаю улыбаться.

      – Приятно, капец.

      Майк бьёт ладонью по багажнику, и из его рта вырывается звук, похожий на карканье. Через мгновение его трясёт от смеха. Мне не сдержаться, потому что никак. Я выплёскиваю напряжение в раскатах смеха.

      И это свобода.

      Скорость – не единственное, что может умиротворять. Шалость, смеющийся как дурак человек, момент в жизни, что запомнится навсегда – всё это тоже способно подарить крылья. Не такие лёгкие, как при вождении, но ведь тоже крылья. И тоже помогают взлететь, не покидая тела.

      – Ты, получается, самовлюблённый?

      – А по мне не видно?

      Сколько длиться смех? До десяти минут или дольше? Мы ржём с Майком безостановочно, буйно. Сгибаемся со смеху, воем от боли в прессе, стучим по машине руками.

      Облегчение – вот что я чувствую.

      – Ну что, теперь за руль? Или уже передумал, чемпион?

      Вот Майк опять смешит, и смех с новой силой вырывается из горла. Я смеюсь за все года без улыбок. Смеюсь за всех и каждого. Я излечиваю свои колотые, от чрезмерной опеки родителей, раны.

      Майк помогает мне в этом.

      – Отдышимся. Давай вдох-выдох.

      Вдох-выдох. И по новой. Вдох-выдох.

      Майк снимает через голову худи, остужая на вечернем ветру тело. На косой мышце живота тату в виде ворона, смотрящего вверх. Клюв птицы направлен к пупку, в когтях она держит своё же перо.

      Мой смех тут же затихает. Я не осмелюсь раздеться. Я дрыщ.

      – Что означает твоё тату?

      Он смотрит на чёрные полосы рисунка, переставая улыбаться. И проводит пальцем по коже.

      – Вороны – заботливые птицы по отношению к сородичам, но злопамятны к обидчикам. Они умны и умеют развлекаться. А самое интересное, что они скорбят по погибшим товарищам. Я похож на ворона.

      Я собирался услышать, что-то вроде: «Мне просто понравился этот эскиз», «А чё нет-то?», но Майк оказывается разносторонним человеком. Не идиот, как я себе представлял. Он с глубоким внутренним миром, но окунуться в него пускает не всех.

      – Ого…

      – Я протрезвел, – информирует Майк, оставляя тату в покое.

      Внутри меня незнакомые колики. Губы приняли привычное выражение: уголки опущены, а глаза полны недоверия и скуки.

      Я вернул свою личину.

      – Мне не поверят, что ты смеялся. Мне-то пофиг, я не замечал угрюмый ты или весельчак, но многих потрясла твоя улыбка.

      Майк садится на пассажирское сиденье, а я за руль.

      – Откуда у людей такая потребность? Видеть чью-то улыбку?

      Завожу машину без подсказок.

      – Не пьющего хочется напоить. Не смеющегося – рассмешить.

      – Не могу понять их чувств.

      – Меня цитируешь?

      – Ага.

      – Ты жесть странный, – Майк покачивает головой улыбаясь.

      – Поехали?

      – Если не будешь слушаться, я буду бить тебя щелбаны. Если опять захочешь угробить – побью!

      – Я буду правильным мальчиком.

      – Ты уже правильный. Но я уже сомневаюсь, точно ли это.

      Глава