Молчи о нашей тайне. Полина Ласт

да никто не хотел, дату назначили быстро. Пока все покупали осыпающиеся ёлки на базарах и составляли списки продуктов на праздничный стол, мы планировали банкет и выбирали украшения для зала, отметая блестящую мишуру и елочные игрушки.

      Низ светлых расклешённых джинсов покрылся грязной крапинкой зимней слякоти. Сигарета дымилась, никотин разъедал лёгкие и оставался горечью на языке. Мужчина в грязном пальто, просунув голову в узкое окошка ларька, хрипло просил водки. Мне хотелось выхватить бутылку из его дрожащих рук и отравиться дешёвым горьким метанолом.

      Мокрый снег оседал в волосах пушистыми хлопьями. Я бы могла упасть в сугроб и снежинки припорошили бы меня мягким одеялом, под покровом которого не сложно уйти в вечный холодный сон. Но дома ждали подруги, мама и последний вечер в статусе невесты.

      Папа любил цитировать Воланда. «Бойся своих желаний – они имеют свойства сбываться», – елейным тоном шептал он мне на ухо, а сильные пальцы опасно давили на сонную артерию.

      Он исполнял все мои желания. Он же превращал их в кошмар.

      Снег, налипший на тяжёлые ботинки, отвалился от каждого шага и оставлял на лужицы на ступеньках парадной. Я обошла дом трижды – ещё один круг и меня бы потеряли. Через силу я вернулась в квартиру, перестав оттягивать неизбежное. В прихожей мама уже натягивала шубу.

      – Мы тебя потеряли, – она тяжело вздохнула и потянулась к моему лицу, но я отвернулась. – Ты где была так долго? Ларёк в двух шагах.

      Три сигареты пропитали волосы и одежду едким табачным дымом. Мама наверняка чувствовала исходивший от меня аромат пепельницы, но лишних вопросов не задавала. Иногда её тактичность и безмолвное понимание вызывали тошноту.

      – Воздухом дышала, – соврала я, повесив влажный от мокрого снега пуховик на крючок. – Настраивалась перед завтрашним днем.

      – Явилась, не запылилась, – Лизка высунулась из кухни, тряхнув мелкими соломенными кудряшками. – Мы без тебя уже всё вино приговорили. Будешь шампанское?

      – Буду, – согласилась я, наплевав на запрет мешать алкоголь с таблетками. – Где Геля?

      – Поехала за платьем. Зачем вы вообще оставили его у швеи? – Тонкие пальцы Лизы с трудом раскручивали толстое проволочное мюзле. Мне казалась, что я слышу скрип её суставов. – Завтра большой день. Ну, ты чего повесила нос?

      Пробка с хлопком вылетела из бутылки, я вздрогнула, а Лиза, ругаясь, дёрнулась к раковине. Шампанское пенилось на поверхности стола. Завтра на свадьбе прозвучат такие же залпы, но я хотела оказаться в объятиях Ильи, минуя ЗАГС, ресторан, дурацкое выпускание голубей на счастье и пьяные тосты с пожеланиями долгих лет совместной жизни.

      – Не повесила, – Лиза плеснула шампанское в кружку с отколовшейся ручкой, и я сделала глоток. Горький брют осел на языке, пузырьки защекотали горло. – Завтра мы с Ильей поженимся. Я же три года этого хотела.

      Балконная дверь хлопнула. Мама часто выходила подышать, ей становилось душно то ли от витающей в воздухе пыли, то ли от болезненной памяти. Жилплощадь досталась нам в наследство от бабушки. Она умерла пять лет назад, и здесь больше никто не обитал.

      – А выглядишь так, будто тебя на расстрел ведут, – Лиза не унималась, её голубые глаза уже блестели от выпитого. – Илюша твой золото, а не мужчина. Вот завтра распишитесь, заживёте…

      – Отец настаивает на том, чтобы мы переехали и жили с ним и мамой, – оборвала я Лизу также резко, как опускается топор на шею глупой невинной курицы. – Ничего не изменится. Только теперь Илья тоже будет страдать в золотой клетке. Зря я затеяла эту свадьбу.

      Ещё год назад я не могла представить, что произнесу эти слова. Зря я затеяла эту свадьбу. Свадьбу, которую я ждала три года. Мы добивались благословения отца, вымаливали такое простое право узаконить отношения и жить вместе. Папа не хотел отпускать меня из-под душащего крыла контроля и больной заботы. Он исполнил моё желание, но быстро превратил его в кошмар – в душащей, дробящей шейные позвонки хватке буду жить не только я, но и Илья.

      Балконная дверь хлопнула – мама вернулась в квартиру и, громко шаркая тапочками, зашла на кухню, накидывая мне на плечи шаль. Из щелей в оконных рамах тянуло холодом, я не заметила, как кожа покрылась мурашками.

      – А если отменить? – Лизок наклонилась ко мне, обдав сладковатым винным дыханием. – Типа, сбежавшая невеста?

      – Поздно. Гости ждут торжества, а папа быстро меня найдёт.

      Хлопья мокрого снега разбивались о стекло и таяли, оставаясь мелкими каплями на окне. Из комнаты доносился механический стук часов. Мы завели два будильника на шесть утра, шумное движение стрелок маленькими шажками приближало меня к завтрашнему дню. Легкие болезненно сдавливало тревогой, и мне казалось, что я не усну – буду пялиться в потолок до тех пор, пока механический звон не огласит спальню.

      Шампанское перестало горчить, я сделала еще глоток, а следом за ним – еще, и даже не заметила, как допила бокал. Лизок оперативно плеснула мне ещё, и я достала из сумки блистер с таблетками. Мама перехватила меня за локоть – хотела остановить, но не успела, в желудке