Рэгтайм. Том 1. Юрий Рост

двухметрового роста, плечи – косая сажень, борода роскошна, глаз – голубой. И прямой, как офицер на балу, только солдат. Ну прямо былинный дед.

      А самолет поймала все-таки Марья.

      Дело было так. В необъятные просторы Архангельской губернии залетел аэроплан британских вооруженных сил и заблудился. Ну конечно, они привыкли у себя там надеть очки, краги, кепи или шлем и летать вдоль шоссейных и чугунных дорог, над своими Манчестером и Вестминстером или на крайний случай перелетать через Ла-Манш, где оба берега видать. А тут, как компас ни верти – хоть юг, хоть север, хоть другие страны света, – лес, болота, да и всё!

      Вот воздухоплавают они на своем «фармане», «вуазене» или «ньюпорте» уже без вращений пропеллера, поскольку бензин, по видимости, подошел к своему концу, и, плавно снижаясь, садятся на полянку между Смутовом и Ежеменью. Выскакивают в кожаных ботинках, штанах и куртках, чего, кстати, там сроду не видывали. Вытаскивают из аэроплановой каморки банку, припасенную на всякий случай, переливают горючее в бак и лезут обратно в кабину.

      Тут, если честно, оробели жители, поняв, что это, скорее всего, аэроплан и есть, что ждать от него можно только нехорошее, да и люди очень в этих краях небывалые, с угрозой на кожаных ремнях…

      Уж было собралась взлететь диковинная машина. Чихнула громко, от чего собаки под амбары залезли, покрутила винтом и по малой неисправности затихла ненадолго. И тут подбежала к ней Марья, цоп за пропеллер – и держать. Русская женщина ко многому привыкла и боится немногого.

      Те из кабины сердятся, по-английскому из-под очков кричат, наверное: «Контакт! От винта!» – а она обмерла и не пускает.

      Люди видят: что ж, совладала! Бегут на помощь и Дашка с Улькой.

      А британцы понимают – поражение. Вышли, скажем, какие-нибудь сэр Алекс и сэр Макдональд, посокрушались для порядка, да и затихли, переживая. Аэроплан из любопытства и по надобности разобрали, а летчики еще долго жили на Пинеге, один даже женился здесь и теперь покоится на сельском кладбище, а другой потерялся в лесах и во времени…

      Баба Дарья и баба Уля сидели у теряющего свет окошка и вспоминали давние годы. Получалось, что жизнь и их не обедняла событиями, и что посильно участвовали они и в борьбе с интервенцией, и чем могли фронту помогали (на сплаве вместо мужиков), и мировое соответствие и защита Отечества от ядерной войны им не все равно.

      Маленькая деревенька с ягодным названием Ежемень со всеми своими жителями – бабой Улей и бабой Дарьей – тоже не бесполезными оказались, а нужными. И хоть в большой нашей истории они, может, и не найдут места по малозначительной пользе их в хозяйстве и политике, но уж в сердце нашем для них, надеюсь, пристанище найдется.

      Они сидят уже в темноте, и Уля, чтоб не спугнуть воспоминания, не зажигает свечу.

      – Большая жизнь прокатилась, Дарьюшка, и много всего такого в ней было хорошего и другого.

      – Верно-верно. Спасибо за чай-сахар, Ульяна.

      – Спасибо и тебе.

      На дворе уже темно, и звезды,