Рэгтайм. Том 1. Юрий Рост

над чем работает почти незрячий Лосев и как.

      Он завершал восьмитомную «Историю античной эстетики», диктуя сложнейший текст своей супруге Азе Алибековне. Он черпал слова, точно сложенные в формулировки и рассуждения, из своей необыкновенной головы, излагал их в форме, не требующей правки.

      Всю жизнь он думал.

      «Личность предполагает прежде всего самосознание и интеллигентность. Личность именно этим и отличается от вещи», – писал он в «Диалектике мифа».

      До последнего дня своего девяносточетырехлетнего пребывания в этом мире он оставался личностью.

      Теперь минуло сто двадцать лет со дня его рождения, и никаких государственных торжеств по этому поводу не наблюдалось. А в «Доме Лосева» на Арбате собрались достойные почитатели Алексея Федоровича, которые после поминального молебна провели конференцию. Их встретила вдова Лосева Аза Алибековна, которой перевалило за девяносто лет.

      Я нашел негативы старой съемки и напечатал «фотографии одного вечера с Лосевым», которые внимательные и доброжелательные сотрудники «Дома» превратили в выставку, снабдив их короткими высказываниями Алексея Федоровича:

      Хотите быть вечными и молодыми – занимайтесь науками!

      Я – ломовая лошадь науки, ходившая в упряжке от зари до зари.

      Так будьте добры – изучите миф!

      Вот вечность – мгновение, в котором зажато всякое время.

      Христианская жизнь – это знание и любовь.

      Атеизм – лучшее доказательство бытия Божия.

      Имя есть максимальное напряжение осмысленного бытия.

      Всего труднее мне переводить неясность в ясность.

      Идея вещи есть сама вещь, движущаяся с бесконечной скоростью.

      Моя церковь внутрь ушла. Я свое дело сделал…

      Слово неисчерпаемо богато. Оно бесконечно богаче понятия.

      Материя – паршивый, чахлый, чахоточный бог.

      Да нет никакого времени! Есть вечность, и есть жизнь.

      Для науки не обязательно знать «да» и «нет» реального существования. Ее дело предположения.

      Я писал на всех парах, работал как три вола. А тут мировой дух решил: ща, товарищ Лосев, подождите еще лет десять.

      Когда точно были сделаны фотографии, ни я, ни Аза Алибековна, прекрасно сохранившая свою память, свой разум и юмор, мы так и не вспомнили. Давно это было. Точно – при жизни Лосева.

      Юрский. Трио

      Моя любовь к актерскому, писательскому, а главное, к человеческому дару Сергея Юрьевича Юрского столь велика, что в приступе дружеского восторга я однажды отдал ему все (!) негативы с его изображением. Чего не делал никогда.

      Негативы, уверен, не должны покидать дом. Они, как невысказанные мысли, составляют материю моего, а не тех, кто на них притаился, времени. То, о чем я думаю, – это тот же негатив. Проявить его словами и превратить в речь – моя привилегия и воля. И кому хочу сказать эти слова – мой выбор. Отпечаток слова часто теряет скрытую в нем тайну. Он становится доступным толкованию