Дженни Герхардт. Теодор Драйзер

и где ветер, вода, почва и свет равно служат процветанию всего того, что мы собой являем. Притом что не только мы, но и вся земля движима брачными страстями, и все земное пришло к существованию одной и той же общей тропой, заметна смехотворная тенденция закрывать глаза и отворачиваться, как будто в методах природы заключено что-то нечистое. «Зачат в беззаконии и рожден во грехе» – лишь противоестественная интерпретация, данная дошедшими в своей религии до крайностей, но мир самим своим молчанием соглашается с этой поразительно извращенной формулой.

      Разумеется, в таком настроении есть нечто предельно неправильное. Учения философов и открытия биологов должны находить больше практического применения в повседневных суждениях человека. Отвратительных процессов и противоестественных положений не существует. Случайное отклонение от некоторой общественной практики – еще не грех. Напротив, сожалеть или возмущаться следует безразличию к положенным обязанностям, невежеству в той высочайшей мудрости, что охраняет плод любого зачатия и заботится о его процветании. Ни одно несчастное земное дитя, оказавшееся в плену слепого случая и тем самым сошедшее с предписанного человеческим обычаем пути, не может быть виновно в столь глубокой непристойности, которую общественные настроения с неизбежностью ему приписывают.

      И однако Дженни, никому не желавшей зла, предстояло теперь сделаться свидетельницей несправедливых интерпретаций того чуда природы, которое, если бы не вмешательство смерти или возможная перемена настроений мужчины, все почитали бы за священное и идеальное исполнение одной из важнейших жизненных обязанностей. Пусть сама она и не могла понять, чем это отличается от всех прочих естественных процессов, действия всех окружающих заставляли ее чувствовать, что удел ее отныне – унижение, грех – ее основа и суть. Ласку, внимание, заботу – все то, что завтра от нее потребуют по отношению к собственному ребенку, – в ней самой сейчас едва ли не пытались затушить. На зарождающуюся и совершенно необходимую любовь смотрели чуть ли не как на зло. Ей следовало презирать себя, презирать все то, что в более развитом обществе считается наиболее святым и благословенным.

      Мы, впрочем, живем в обществе крайне жестоком, и на фоне его громогласных и помпезных речений умеренный и тихий голос сочувствия кажется напрасным и бесполезным. Человек способен оглянуться вокруг и среди многочисленных законов природы прочесть чудесный призыв к товариществу – но он лишь мечется под ногами у случая, в тисках обстоятельств, и его безразличие, непонимание, эгоизм нередко обращают радости его жизни в юдоль отчаяния. Ветры шепчут, что природу интересует сумма, а не отдельные индивиды, воды учат, что никого невозможно лишить ее даров. Красота, прелесть и свет отмеряются столь полной мерой, что любой в состоянии усвоить урок вечной щедрости, и однако незрячий человек в гордыне своего ограниченного суждения хватает своего брата за горло, требует от него до последней буквы подчиниться порядку или обычаю, а если тот не может или не желает, волочит его, беспомощного