Дженни Герхардт. Теодор Драйзер

критерием для него служит мнение окружающих. Единственной проверкой – способность к самосохранению. Сохранил ли он свое богатство? Сохранила ли она девичью честь? Лишь в редких случаях и у редких личностей внутри можно приметить хоть какой-то направляющий свет.

      Дженни ценить себя дорого не стремилась. Врожденные чувства направляли ее к самопожертвованию. Эгоистичные уроки мира насчет того, как уберечь себя от бед, особо ей навредить не могли.

      Выйдя на угол, Дженни стала в сгущающейся темноте ожидать появления Баса. Она не знала, куда ей идти и что делать. Ее большие глаза были исполнены неясного изумления и боли. Она оказалась вне дома. Учить ее теперь было некому.

      В таких чрезвычайных обстоятельствах личность и растет быстрее всего. Ощущение силы и самодостаточности накатывает подобно гигантскому приливу. Мы можем все еще трепетать, страх неудачи так просто не уходит, но мы все же растем. Вспышками приходит вдохновение и направляет душу. В природе нет «внутри» и «вне». Даже будучи изгнаны из коллектива или привычных обстоятельств, мы ощущаем поддержку всего сущего. Природа не лишена щедрости. Ее звезды и ветра – наши товарищи. Если позволить душе быть мягкой и восприимчивой, нам явится эта важнейшая истина; вероятно, не в виде фраз, но как ощущение, как покой, который, в конце концов, и есть квинтэссенция знания. Во вселенной спокойствие есть мудрость.

      – Давай чемодан, – сказал появившийся Бас и, увидев, что она переполнена неизъяснимым чувством, добавил: – Кажется, я знаю, где тебе найти комнату.

      Бас отвел ее в южную часть города, где их никто не знал, до самой двери пожилой женщины, недавно купившей для своей гостиной часы в фирме, где он недавно начал работать. Бас знал, что та не слишком богата и намерена взять жильцов.

      – Еще не сдали комнату? – осведомился он.

      – Нет, – ответила старушка, разглядывая Дженни.

      – Не хотите ли предложить ее моей сестре? Мы уезжаем, но ей нужно еще какое-то время побыть в городе.

      Старушка выразила согласие, и вскоре Дженни обрела временный кров.

      – Не переживай, – сказал Бас, которому было жалко Дженни. – У папаши это пройдет.

      Он вел себя так, словно жизненного опыта ему было не занимать.

      – Не называй его папашей.

      – Хорошо, у папы, – согласился он. – Все наладится. Мама просила передать, чтобы ты не волновалась. Приходи завтра, пока он будет на работе.

      Дженни пообещала зайти, и Бас, сказав ей еще немного ободряющих слов и договорившись со старушкой, чтобы Дженни также могла у нее и столоваться, ушел.

      – Вот и порядок, – еще раз приободрил он ее перед уходом. – Все у тебя будет хорошо. Не переживай. Мне пора обратно, но утром я еще заскочу.

      Он попрощался, легко отмахнувшись от горьких переживаний, поскольку считал, что Дженни сама во всем виновата. Это было видно по манере, с которой Бас задавал ей вопросы, пока они шли, – притом что та была заметно печальна и неспокойна.

      – И