«Друг мой, враг мой…». Эдвард Радзинский

окошечко подвала падает на деревянную колыбель, висящую в темном углу.

      И наконец-то слышу голос его матери, мягкий, нежный – она хорошо пела.

      – В этой печальной колыбели заливались криком двое его старших братиков. Обоих взял к себе в ангелы наш Господь. Только Сосо у нас выжил. В благодарность за дарованную жизнь он будет служить Богу.

      – Я буду епископом, – шепчет Сосо.

      – Нет, ты будешь простым священником, – шепчет мать. – Они ближе к Богу. Я стану приходить в твою церковь молиться.

      И яростный гортанный хохот.

      – Ха-ха, – покатывается его отец. – Хорош священник с дьявольским копытом! Он купаться у тебя не ходит. Покажи копыто! – Я вижу, как отец хватает ногу Сосо.

      – Не надо! – кричит тот.

      Но отец выворачивает его ножку, сдирает жалкий детский ботиночек. И показывает всему миру крохотную ступню Сосо со странно сросшимися двумя пальцами.

      – Родила дьяволенка! – кричит отец. – Недаром Бог не хотел твоих выблядков. Двоих забрал! – он гогочет. – А она, упрямая, все-таки родила!

      – Что ж ты срамишь нас! Ой, как стыдно, – шепчет мать.

      – Мне священник говорил: «Родила сатану». – Дикие пьяные глаза отца. – Убить его надо! К его отцу, к сатане, отправить! – Он вытаскивает нож.

      Мать хватает Сосо на руки. Золотые волосы развеваются на бегу. Она бежит с ним на руках. И я, маленький Фудзи, реву от страха, но бегу за ними.

      Отец догоняет. Сейчас он вырвет его у нее. Вырвал. Сосо в его крепких, цепких руках извивается ужом. Отец, подняв его, с безумным смехом швыряет на землю.

      Мать на коленях плачет над Сосо, обцеловывает его. Плачу и я.

      Только Сосо не плачет. Молчит.

      Я проснулся. В это утро, когда он умирал на даче, я жил в нашем детстве. И, лежа в темноте, продолжал вспоминать.

      Я вспоминал тот особенный день. «День ножа». Нам тогда было уже по девять лет…

      Отец пьяный подошел к дому. Мы с Сосо только что пришли из училища. Мать его Кэкэ собралась идти к нам, мыть у нас полы, а мы, как всегда, с ней.

      Мы вышли во двор. Его отец стоял во дворе, был он совсем темен, видно, недопил.

      – Ну что, еще одного выблядка пошла делать? Может, сначала мне этого придушить? – привычно замахнулся на сына.

      Кэкэ молча ударила его. Сапожник оторопел. Потом опустил руку, чтоб выхватить сапожный нож из-за голенища. Но она опередила – ловко достала его нож, швырнула в траву. Они молча начали драться. От постоянной тяжелой работы она сильно окрепла. А он, наоборот, ослаб от непрерывного пьянства. Он никак не мог бросить ее на землю.

      Она вцепилась в него, но, видно, уже из последних сил. И закричала нам:

      – Бегите, бегите!

      Но Сосо не побежал. Я и сейчас вижу, как он кинулся в траву. Нож в его руке сверкнул на солнце. И маленькая фигурка с ножом начала красться к дерущимся.

      – Не надо… – шептал я. – Не надо! – уже кричал я.

      Отец обернулся. Хмель прошел. Обернулась