Француженки не играют по правилам. Лора Флоранд

одни, отец отвешивал ему хорошую затрещину.

      Правда, отец редко бил его, шлепал или больно хватал за руку, но иногда Люку просто хотелось свернуться калачиком и извергнуть из памяти весь день, полный унижений перед равнодушными незнакомцами, день, полный попрошайничества и страшной ярости отца из-за неспособности Люка выпросить больше денег. «Ты должен был стараться изо всех сил, улыбаться, правильно танцевать, как я тебе показывал. Ты должен был вкладывать в это всю свою душу».

      Потом отец успокаивался, грубовато обнимал сына и говорил: «Не беспокойся, мы справимся». И чтобы искупить свой гнев, иногда водил сына поразвлечься, например, поиграть в парке или заняться чем-нибудь интересным или забавным. Но, как правило, они не справлялись. Когда социальные работники обнаружили, что Люк зарабатывает деньги, давая представления в середине учебного дня, они забрали мальчика прямо из метро. Тогда ему было десять лет, и впервые в жизни он мог быть уверен, что у него всегда будет еда и жилье. Бернар Дюран был воплощением безопасности: мелкий boulanger-pâtissier[42], который обучал приемных детей своему мастерству и объяснял первостепенную важность самоконтроля для достижения чего-то по-настоящему ценного.

      Больше не было теплых, грубых объятий. Никогда. Ни разу. Но в дождливый день не надо было ютиться под карнизом, с тоской глядя в окна пекарни, находящейся через улицу, и жалеть, что в последнем поезде не заработал чуть больше денег, чтобы хватило хотя бы на один эклер.

      Возможно, для десятилетнего мальчика это был жестокий выбор между чувствами к отцу и собственной безопасностью. Но фактически выбора-то у него и не было. Родной отец исчез, оставив в анкетах вымышленное имя Леруа, и больше никогда не встречался с сыном. Люк часто представлял себе, как в его ресторане появляется его родной отец и – почему бы и нет? – требует от него денег. Когда он думал, как отреагирует на появление отца, в животе у него все сжималось и холодело. Он не был уверен, что выберет безопасность, если ему представится возможность выбора.

      Марко был очень плохим отцом – взрослые, которые отняли у него сына, ясно дали ребенку это понять. Но он горячо любил Люка – по крайней мере, половину времени. А вот любил ли Люка Бернар Дюран, было трудно сказать. Люк мог только быть уверен, что старый pâtissier гордится им, тем диким мальчишкой, которого boulanger-pâtissier перфекционистской муштрой превратил в невероятно успешного мужчину.

      Двадцать лет неустанной беспощадности к себе, ни минуты сострадания к собственному уставшему телу, и все лишь для того, чтобы стать лучшим из лучших и научиться творить такие десерты, против которых никто не смог бы устоять, на которые все должны были заглядываться и жаждать заплатить за них целое состояние.

      Если, конечно, они были не из тех, кто не ест сладостей.

      И какого хрена на кухне нет сахара?

      – Sucre[43], – сказал он Оливье, молодому человеку, сидящему за столом в кладовой отеля. Сахар. И так полно проблем, а тут еще кто-то из commis[44]

42

Boulanger-pâtissier – булочник-кондитер (фр.).

43

Sucre – сахар (фр.).

44

Commis – мелкий служащий (фр.).